"Геннадий Александрович Семенихин. Послесловие к подвигу (повесть, про войну)" - читать интересную книгу автора

вид.
- Вы про цветы? Да какие уж тут могут быть цветы! Война началась, Федор
Васильевич!
Двадцать восьмого июня, на седьмой день войны, когда войска фронта уже
отступали на восток, в полку Костромина, перебазировавшемся под Могилев,
две трети летчиков были "безлошадными". Одни из них потеряли самолеты в
неравных воздушных боях и на попутных машинах добрались до родного полка с
одним парашютом, а то и без оного, у других истребители сгорели прямо на
самолетных стоянках во время налетов вражеской авиации. Нырко был в числе
нескольких пилотов, которым удалось сохранить материальную часть. Под
вечер он ушел на боевое задание вместе с летчиками Кропотовым и Ершовым.
Надо было прикрыть целый косяк маломаневренных и малоскоростных
бомбардировщиков СБ, летавших бомбить вражескую переправу. Как ни странно,
но в небе "мессершмиттов" не оказалось, и воздушных боев вести не
пришлось. Но при отходе от цели зенитным огнем были подбиты самолеты обеих
его ведомых. Кропотов и Ершов сели на запасной аэродром, а Нырко спокойно
продолжал полет на основной. Мотор его маленького широколобого "ишачка"
работал чисто, в баках оставалось достаточно горючего, боекомплект он но
расходовал совсем. Высокое небо с легкими перистыми облачками слепило
глаза и навевало успокоение. Даже верить не хотелось, что всего лишь
четверть часа назад он видел истерзанную землю и разрывы от бомб,
сброшенных опекаемыми им СБ на вражескую переправу. Он уже лидел панораму
аэродрома и небольшую кучку людей у порога штабной землянки. Они
ожесточенно размахивали руками. Затем подряд три красные ракеты ушли в
зенит, и это было предупреждением об опасности и запрещением посадки.
Нырко поднял нос истребителя и стал беспокойно осматривать небо. Впереди
над собой он увидел звено двухмоторных "юнкерсов", летевших в красивом
плотном строю. Вечернее солнце отблесками отскакивало от остекленных
плексигласом кабин. Дыбились высокие, белым дюралем покрытые кили с четко
впечатанной свастикой.
Будто нарисованные жирной тушью, возникали над капотами мощных моторов
диски от стремительно вращающихся винтов. В ту пору у них в полку не было
радиосвязи, и ни одной наводящей команды с земли Федор получить не мог. Да
и была ли необходимость в этих командах.
Федор прекрасно знал, куда держит путь фашистское звено. Неподалеку от
аэродрома в редком березняке на новом месте своего базирования
развертывался штаб фронта. Связисты тянули провода, саперы спешно отрывали
землянки и сооружали блиндажи, наполовину разгруженные машины стояли прямо
на опушке, их еще не успели даже забросать ветками. Лучшей цели для
бомбового удара не подберешь. Бомбардировщики наплывали клипом. Они шли
без каких-либо перестроений, как на параде над каким-нибудь
Алексаыдерплацем или Тиргартеном. Нырко подумал, сколько пар глаз с
надеждой и ожиданием следят сейчас с земли. Он только не услышал голоса
своего механика, конопатого одессита Ивушкина, горестно выкрикнувшего в
эту минуту:
- Мама моя! Да что он может сделать один против трех скоростных
монопланов.
Набрав высоту, Федор пошел в атаку. Лишь на какое-то мгновение подумал
он еще об одной паре глаз:
светло-зеленых, подернутых грустью долгой разлуки. "Эти глаза простят