"Геннадий Александрович Семенихин. Послесловие к подвигу (повесть, про войну)" - читать интересную книгу автора - Федя, - остановила она его, глядя яа старшого лейтенанта
восторженными глазами. - Я никуда с тобой не поеду. Разве так можно - сразу после первой встречи? А вдруг все это непрочно. Он вывел ее из столовой, взял под руку. У большой, яркой от летних цветов клумбы они сели на скамейку. На деревянной ее спинке чей-то перочинный ножичек старательно вырезал: "Оля + Сережа = любовь навек". - Откуда ты знаешь, какая я, - промолвила Лина. - Одна случайная встреча, и только... - А холодный нос, который является символом верпости? - Так это же я сама придумала. - Знаешь что, Лина? - Федор ребром ладони ударил себя по коленке. - Я сразу почувствовал: такая, как ты, лгать не сможет. И потом, о нас, о летчиках, и так много ходит легенд, что мы влюбляемся с первого взгляда и после первого вальса на санаторной танцплощадке ведем хорошенькую девушку в загс... Так я хочу еще раз подтвердить этот тезис. - Он вдруг задумался, глядя вдаль на верхушки темно-зеленых гор. - Наш командир полка майор Костромин любил говорить: "Можно женщину знать час и не ошибиться, а можно десять лет примериваться и жениться на мегере". Между прочим, он со своей Степанидой Александровной на полустанке в ожидании поезда познакомился. И сразу увез. Лина носком белой туфли чертила песок. - А финал? - спросила она. - Двадцать лет семейного счастья и четверо детей - вот тебе и финал. Так что сдавайся! - Нет, подожди, - встрепенулся старший лейтенант Нырко. - Если уж делать предложение, то только так. - Он перепрыгнул через цементный ободок, окружающий клумбу, и стал бесцеремонно обламывать красные и белые гладиолусы. - Сумасшедший! - закричала Лина. - Тебя же на гауптвахту посадят. - Отсижу, - выкрикнул Федор. - Из санатория выпишут. - Переживем, Линочка, и это несчастье, тем более что до окончания путевки два дня осталось, - хохотал он, собирая цветы в букет. - Да постой, ты видишь, к тебе и на салюм деле дез-гурный врач спешит. Нырко поднял голову и увидел, что от парадного подъезда их корпуса к нему, спотыкаясь, бежит дежурный врач, пожилой Федор Федорович, с которым они шутя всегда именовали друг друга "тезками", - бежит, поправляя спадающее с подслеповатых глаз пенсне. - Да. Действительно, влип, - пробормотал Нырко. - Вот уж перед кем неудобно, так неудобно. Старый интеллигент! Еле переводя дыхание, дежурный врач остановился у самой клумбы и, не обращая никакого внимания на побледневшую, растерянную Лину, трясущимися губами пробормотал: - Федор Васильевич, голубчик, тезка, да как же так! Нырко стыдливо опустил нарядный букет: - Федор Федорович, извините... тут случай экстраординарный вышел, вот я и посвоевольничал. Но врач не обратил никакого внимания на его виноватый оправдывающийся |
|
|