"Геннадий Александрович Семенихин. Послесловие к подвигу (повесть, про войну)" - читать интересную книгу автора - Тебя среди пас не было, защитпик отечества, - зло откликнулся с
носилок ранетшй. - Только поэтому и докатились. Кому-то при разгрузке причинили, очевидно, боль, и молодой стонущий голос разнесся по всей округе. Вскоре все стихло, и майор Нырко заснул. Когда он очнулся, было уже утро и свет ясного осенпего дня лез в комнату сквозь отдернутую занавеску. Перед ним стояла в свежем белом халатике и высокой наколке молоденькая сестра Лиза, худенькая, узколицая, с большими сияющими голубыми глазами, которые никакая бессонница не в силах была затуманить. Пырко прозвал ее Стрелкой. Когда он впервые ее так окликнул, девушка остановилась и озадаченно спросила: - Стрелка? А почему, собственно, стрелка? - Да разве не понимаешь? - безобидно рассмеялся Пырко. - Ты же вся состоишь из стрелок. Брови прямые, как стрелки, рот тоже стрелка, даже морщинки на лбу на стрелки похожи. Девушке это поправилось, и она польщенно улыбнулась: - Вот и зовите так. Обижаться не буду. Сейчас она стояла перед ним, смущенно теребя узкий поясок на халате: - Не знаю, как и начать, товарищ майор. Зашиваемся мы с ранеными. Ночью столько подбросили. Подполковник медслужбы Коваленко поручил вас спросить, не станете ли возражать, если мы в вашу комнатку еще одну койку поставим. Только на время, дня на три-четыре, не больше. Нырко глубоко вздохнул: - Чего же спрашивать. Если надо, так ставьте. Так, в бывшей детской, отведенной для раненого летчика, появился еще возрасте, с краевым добродушным, весьма полным лицом, толстыми губами и рыхлым подбородком. "Эка, каким меня толстяком судьба наградила", - усмехнулся про себя Нырко, внимательно разглядывая соседа. И так как от природы Федор Васильевич был человеком любознательным, то уже несколько минут спустя он затеял ознакомительный разговор. Жизнь устроена так, что на вокзале в ожидании поезда, на аэродроме в ожидании погоды, и тем более в госпитальной палате в ожидании выздоровления человек быстрее познает человека, чем в каких-либо иных, производственных отношениях. Интендант Птицын оказался до крайности словоохотливым. Начав говорить, он уже никак не мог остановиться. Сначала майор Нырко слушал его с интересом и нередко совершенно искренне хохотал над рассказанными историями, но потом Птицын стал повторяться, и летчик попросту устал от его красноречия. А интендант, ничего не замечая, в пятый раз передавал одну и ту же историю о четырех цистернах вина. - Понимаете, майор, это же просто жуть! - восклицал оп, потрясая коротко остриженной головой. - Четыре вагона с вином, да не с каким-нибудь, а с кахетинским. Привезли их в Тулу и уже разгружать собирались, как вдруг тревога. Паровозы противными голосами как завоют! Сущая тебе зубная боль! Потом репродукторы заголосили: "Граждане! Над городом появился вражеский самолет". Еще две минуты прошло, а диктор уже новое: "Спокойно, граждане! Фашистский самолет полетел дальше, в сторону Орла". У меня уже от сердца отлегло". "Переливайте кахетинское в автоцистерны!" - приказываю. Да только успел |
|
|