"Мария Семенова, Федор Разумовский. Преступление без срока давности ("Скунс" - "Эгида")" - читать интересную книгу автора

- Как здоровье, соседи? - Он уселся на теплый край трубы, а из банки
тем временем пошел пар, и женщина поспешно стала сыпать в кипяток пахучее
крошево "Липтона".
- Спасибо, уже лучше.
Потом бомжи пили и ели, не успевая прожевывать, глотая судорожно, как
это делают очень голодные люди, а Снегирев, глядя на импровизированную
электроплиту, заметил:
- Чувствуется движение мысли.
Хозяин бомжовника вдруг перестал жевать и с каким-то странным
выражением заплывших от побоев глаз вытащил небольшую замызганную книжицу.
- Мыслей уже нет, осталось только вот что. Это был диплом доктора
каких-то там наук.
Возвратив его владельцу, Снегирев покачал головой:
- Это еще не самое плохое, Павел Ильич. Бывает и пострашней.
"А в вас когда-нибудь стреляли свои ? Из девятимиллиметрового ствола,
по снайперским понятиям - почти в упор, так, чтобы оболочечная пуля легко
пробила тридцать слоев кевлара, прошила насквозь броневставку и глубоко
засела в легком? Очень глубоко - ее вытаскивали медленно, по миллиметру,
бесконечно долго... Вам когда-нибудь вытаскивали пулю из легкого без
наркоза?..
Вы когда-нибудь попадали в дерьмо? В теплое дерьмо полужидкой
консистенции? С туго скрученными за спиной руками и девятимиллиметровой
дыркой в легком? Так, чтобы оно доходило до подбородка, и когда от слабости
подгибались колени, вам приходилось давиться им - теплым дерьмом полужидкой
консистенции. Пока инстинкт самосохранения не выталкивал вас на поверхность
и не начиналась жесточайшая рвота - кровью пополам с желчью? И так не день,
не неделя - вечность..."
- Может, и бывает в жизни хуже, - черпанув грязным пальцем паштета,
доктор наук потянулся к жестянке с чаем, и внезапно его начали душить
слезы, - но только жизнь ли это?
Вообще-то на фоне изломанных российских судеб история профессора
Дубровина ничем особым не выделялась. Жил он раньше на Минутке в городе
Грозном, заведовал потихоньку кафедрой в Нефтяном институте и был человеком
уважаемым. Брал, но по чину, сына отправил учиться в Петербург, а сам
занимал с супругой апартаменты в двенадцатиэтажном монстре. Однако всему
хорошему обязательно приходит конец. Российский путь реформ оказался тропой
войны, и на город Грозный полетели фугасы. Двенадцатиэтажный монстр
превратился в груду развалин, из краснозвездных танков, не разбирая, резали
крупнокалиберными, и в числе прочих Павел Ильич подался с супругой куда
глаза глядят. А смотрели профессорские очи из-под роговых очков в сторону
Петербурга, где учился в Институте водного транспорта любимый сын Артем,
надежда и, хотелось бы Думать, опора родителям в старости. Но дорогое чадо
найти не удалось - за нерадение к наукам его из вуза поперли в неизвестном
направлении, и, окончательно размякнув, Дубровин поселился у старинного
приятеля Абрама Соломоновича Каца. Правда, ненадолго. Вскорости хозяин дома
приказал всем долго жить, объявились наследники, и семейству Дубровиных
пришлось съезжать. Все ниже и ниже. Пока дело не закончилось их теперешним
бедственным положением...
Из плохо завернутого вентиля неторопливо капала вода, где-то
неподалеку мерзко пищали крысы, и, вздохнув, Снегирев поднялся: