"Геннадий Семар. Снежка - речка чистая " - читать интересную книгу автора

сложить оружие. В противном случае смерть им и их семьям!
Кнох махнул перчаткой солдатам. Тут же от стены отделилась тень. Секач
поднял руки и хрипло крикнул:
- Герр! Я же...
Коротко и четко прогремел залп. Партизаны один за другим падали на
белый от дождей булыжник... Из-под телогрейки Секача выскользнула и
покатилась консервная банка, а сам он медленно, сначала на колени, а потом
лицом вперед свалился к ногам солдат, раскинув руки, как бы пытаясь схватить
банку.
В толпе заголосили бабы, прижимая детей к животам. Старики пятились, не
сводя глаз с убитых. Вновь раздался треск мотоциклов, короткие команды
солдат, расталкивающих людей. А Нефедов одиноко стоял, точно спал с
открытыми глазами, бессознательно глядел, как бросали на грузовик трупы, как
мальчишка хотел было подобрать ничейную теперь банку консервов, но мать так
дернула его за руку, что оторвала рукав рубахи... Никто не подошел к
Нефедову, никто не сказал ему ни слова.

III

Из города Нефедов уходить не спешил. Бредя по Сенной улице, он думал о
том, что затеяли немцы... Может быть, с его "помощью" открыть явки в городе?
Но смешно предполагать, что он пойдет туда... Проследить дорогу в отряд? Но
ее мог указать хотя бы тот же Секач... Кстати, почему его все же
расстреляли? А какие ребята погибли! Неожиданно для себя Иван громко
застонал. Но его никто не услышал.
Мысли Нефедова рвались, путались, он с трудом узнавал улицу, по которой
сотни раз проходил до войны. Сейчас ветер кружил в подворотнях белую пыль.
Иван никак не мог понять, почему пыль вдруг стала белой, но потом вспомнил,
что такую же "пыль" он много раз видел у городской пекарни, это была не
пыль, а мука...
Нефедов вышел на берег Снежки, которая опоясывала северную окраину
городка. Здесь, у невысокого обрыва, кончались огороды. Иван умылся,
прополоскал в Снежке несколько морковок и съел их. Только сейчас он
почувствовал, как саднит рана на виске, а вместе с этой болью где-то внутри
просыпается тревога, необъяснимая и острая. Он вновь и вновь оглядывался на
пристанционный поселок, пытаясь обнаружить слежку, но вокруг было непривычно
пустынно и тихо. Мысли, как на испорченной грампластинке, кружились на одном
месте, рождая в сознании одни и те же вопросы... Что затеял враг? Как узнали
фашисты, по какой тропе пойдет группа? Почему их не обнаружил дозор,
высланный вперед? К этим вопросам, мучившим его еще в подвале,
присоединились новые, еще более непонятные, тревожные... Почему вторично
допрашивали Секача и почему его расстреляли? Наконец, почему он, Иван, на
свободе?
Нефедов вспомнил "речь" эсэсовца перед расстрелом партизан. Получалось
так, будто гитлеровец отпустил его, видя в нем не смертельного врага, а
всего лишь... идейного противника, как бы из другой партии. Зачем, мол, его
уничтожать, он и сам увидит провал своих идей и победу нацизма! С каких это
пор, думал Нефедов, фашисты перестали преследовать инакомыслящих? Что-то не
слышал он, чтобы они отпускали партизан, да еще комиссаров...
Ничего не мог понять Иван. Единственное он знал наверняка: нельзя