"Олег Селянкин. Нервы шалят..." - читать интересную книгу автора

шнапса, попиликав на губных гармошках, улеглись спать, кто в кузове машины,
кто у догоравшего костра. И было тех гитлеровцев всего восемь.
Мы просто не имели права упустить такой случай.
Пока я, затаившись за деревом, осматривал полянку, машину и все прочее,
пока прикидывал, как сподручнее и вернее напасть, матросы таились в лесу,
даже нетерпеливым вздохом не выдав себя. Начать, конечно, следовало с
часового. Был у них и таковой. Похоже, больше потому был выставлен, что
этого требовал устав: он не зыркал глазами в сторону хмурого леса,
обступившего полянку с трех сторон, он, положив автомат рядом с собой,
смотрел только на угли костра, мерцавшие синими огоньками, да изредка бросал
на них маленькие веточки.
Снять часового я поручил разведчикам, а всем остальным приказал
стрелять в фашистов по моему сигналу. Лишь Серафиму дал особое задание:
придерживать Филиппа, чтобы он по молодости, по глупости своей не сотворил
чего во вред нашему делу, чтобы ненароком не подставил себя под пулю или
удар какого шального гитлеровца. Эту предосторожность принять надо было еще
и потому, что в кузов машины, где спали несколько вражеских солдат, мы
решили для надежности бросить пару гранат-"лимонок", которые, как известно
всем фронтовикам, щедро разбрасывают убойные осколки на довольно приличное
расстояние.
Все свершилось точно так, как и было задумано: почти одновременно
прозвучали взрывы гранат и автоматные очереди, а еще немного погодя, когда
было собрано вражеское оружие и продукты, какими они располагали, - сушеные
хлебцы, несколько банок мясных и рыбных консервов и две наспех сваренные
курицы, - жарким костром запылала машина, даже на скаты которой мы не
пожалели бензина.
Все произошло настолько привычно-нормально, что, скорее всего, этот
случай и стерся бы в моей памяти, если бы... Они, Серафим и Три Филиппа,
даже носа не сунули на ту полянку! Ни в момент нашего быстротечного, но
яростного нападения, ни потом, когда собирали трофеи. Только в лесу мы
увидели их вновь. И меня как-то больно кольнуло, что Серафим, по-прежнему
пристроившийся около меня, даже словом не обмолвился: мол, из-за твоего
приказа мне пришлось в кустах отсиживаться, когда вы фашистов крушили.
Нет, я не подозревал его в трусости. Однако какой-то неприятный осадок
остался на душе. Настолько неприятный, что, когда мы все же проскользнули к
своим, я без сожаления расстался и с Серафимом и с Тремя Филиппами. Первого
немедленно отправили в его часть, а парнишку он сам взял с собой: дескать,
наши наземные службы человека из него наверняка сделают.
Довольно холодно мы простились. Взаимно холодно. Даже адресами не
обменялись.
А потом опять пошли бои, бои. Многие. Упорные, кровавые. Из них
слагались недели, месяцы и годы войны. Куда только не бросала меня военная
судьба! И под Москву, и за Полярный круг, и на берега Волги... Она же,
военная судьба, в первых числах июня 1944 года забросила меня на Березину, о
которой до этого только и знал, что в ней потонуло порядочно солдат
Наполеона, когда он бежал от Москвы. Командиром дивизиона катеров-тральщиков
был я в Днепровской флотилии.
Тогда мы еще не знали, что нам выпадет высокая честь стать участниками
грандиозного наступления Белорусских фронтов. Однако понимали, что не зря в
здешних лесах затаились и матушка-пехота, и множество артиллерийских