"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора Подошли, сгрудились вокруг. Народу много столпилось, а слышно только
дыхание, прерывистое, взволнованное. Оно давит, гнетет, и Аркашка докладывает, вытирая рукавом пот со лба: - Вот, выследил и ухлопал. В ответ - молчание. Многопудовое. Оно так ощутимо, что Аркашка спешит добавить: - Стрелял гад по мне. Очередями, длинными. Однако я ему врезал. Словно окаменели старшой и другие. Смотрят на убитого - и ни слова. То ли завидуют ему, Аркашке, то ли осуждают? И вдруг Клавка всхлипывает, выдает себя. Всхлипывает и тут же, правда, спохватывается, зажимает рот концом головного платка. Сама-то спохватывается, да одного не учитывает: бабы на причитания охочи, они всегда только выжидают момента, чтобы одна какая начала. Так и здесь случилось: Клавка первую слезу пустила и поперхнулась, а Грунька уже воет во весь голос, бьется в плаче на груди Афони, своего полюбовника. А тот прижал ее к себе, успокаивает, хотя у самого губы тоже пляшут... Вот когда попались! Знакомец, выходит, на дороге валяется?! И вдруг на Аркашку холодным ливнем обрушились причитания Груни: - И что с нами станется теперь? Понаедет сюда начальства разного, следствие закрутится!.. И зачем ты, ирод проклятый, приволок его сюда? Аркашка опешил от догадки, что совершил промашку, а Василий Иванович на лету схватывает подсказку и кричит: - Разойдись! Люди недоуменно смотрят на него, не понимая, почему надо уходить. Тогда - Кому говорю, разойдитесь?! Теперь у тела Павла только свои, если не брать во внимание Аркашку. - Да, натворил ты дел, теперь всем нам беду расхлебывать и расхлебывать, - говорит Василий Иванович. - Чего я натворил? Врага срезал? - хорохорился Аркашка. - Не срезать, а живьем захватить его надо было, - развивает атаку Василий Иванович. - "Языка" ты уничтожил, вот в чем твоя вина. А спрос теперь с кого? Только теперь до Аркашки доходит, что поступил он опрометчиво, что большое начальство, пожалуй, так приметит - не возрадуешься. И он заюлил, выпрашивая сочувствие: - Как его захватишь, если он длинными очередями стегал? Афоня взял в руки автомат убитого, понюхал ствол и сказал: - Не стрелял он, нагаром не пахнет. Окончательно же доконал Аркашку дед Евдоким: - Видать, ты крепко слова его боялся, раз убивать только со спины осмелился... Полчок твой, что ли? Если волчью стаю обнести красными флажками, волки теряют разум, лезут прямо на охотников и погибают, хотя запросто могли бы проскользнуть под шнурком с пугающими флажками. Нечто похожее произошло сейчас и с Аркашкой. Услышав обвинения, высказанные Василием Ивановичем и дедом Евдокимом, он настолько растерялся и перетрусил, что начисто забыл о своих недавних честолюбивых помыслах, думал лишь о том, как выкарабкаться из ямы, в которую сам и добровольно прыгнул. Больше же всего пугало и угнетало - ведь знал, |
|
|