"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

сюда, почему спит на кровати Нюськи. Со стыдом осознает, что в чем мать
родила валяется под стеганым одеялом.
Закрывает глаза, притворяется спящим. Чтобы еще хоть на минуту отдалить
момент неизбежного пробуждения.


3

Дед Евдоким не был ханжой, в молодые годы и выпивал в компании, и в
любовь с бабами играл. Поэтому он многое прощал Виктору и еще больше простил
бы. Но вчерашнее - ни в жизнь: свои, русские, с бедой пришли, а Витька мало
того, что нализался, так еще и к Нюське завалился. Будто плевать он хотел на
мирское мнение и вообще на все, что на белом свете творится.
А ведь событие-то какое! И горе народное, и радость превеликая - все
сразу!
Немцев расчихвостили под Москвой!
Если верить пришельцам, сначала, когда немцы еще верх брали, они не
особенно шастали по деревням. Конечно, и расстрелов, и насилий, и грабежей -
этого хватало, но, сжав норов в комок, терпеть можно было.
Потом, в середине декабря, в деревни нагрянули особые немецкие команды,
выгнали всех на мороз и запалили хаты. Дескать, мы отойдем, чтобы выровнять
фронт, но русские найдут здесь только безмолвную снежную пустыню. Вот и
палили деревни целиком, от околицы до околицы. Дымище - неба не видать.
Чуть заголосил, стал хоть чуток защищать отцами нажитое - автоматная
очередь. Или загонят всю семью в дом к спалят его.
Каковы потери немецкой армии, какой силы удар на нее Красная Армия
обрушила, этого пришельцы не знали. Зато твердили в один голос: аж под
Яхромой на Москва-канале фашисты были, да так турнули их оттуда, что на весь
мир пришлось немцам объявить о своем отступлении.
Однако хитры, сволочи: дескать, нас не побили, а мы сами добровольно
отходим, чтобы сократить и выровнять фронт. Вот что кричат!
Нашли дураков, кто поверит?
Беспощадно разозлился дед Евдоким на Витьку-лейтенанта на его
бесчувствие к народному горю и, как только в деревню вернулся Василий
Иванович, решительно зашагал к Афоне.
В доме Груни тоже полно бедолаг: ребятня, сморенная теплом, посапывала
на печи и полатях, а взрослые сидели за столом, о чем-то рассказывали.
Окинув взглядом людную горницу, дед Евдоким сказал, глядя на Афоню:
- А ну, выдь на крыльцо.
Афоня как сидел за столом, так и выскочил на мороз в одной рубашке.
Немедленно вслед за ним вышла Груня, набросила ему на плечи кожух и осталась
стоять рядом.
- Тебя, Грунька, кто сюда кликал? - заворчал дед Евдоким. - Не бабий
разговор у нас.
- Не скажи, деда, не скажи! - шепотом затараторила она. - Где это
видано, чтобы у мужика от жены секреты были? Али правду судачат, что ты по
солдаткам шастать начал? Может, для подмоги моего Афоню сманиваешь?
- Дура! - оборвал ее дед Евдоким, пожевал бороду, вспомнил, что Груне
многое известно, и сказал так, будто и не гнал недавно: - Шагай, Афоня, к
Василию Ивановичу. Доложи, мол, так и так, лейтенант шибко большую