"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу авторакогда. Едва перешагнул через порог кухни, не успел еще и поздороваться, как
увидел на лавке изможденное старческое лицо. Именно только лицо - строгое и чуть согретое последними крохами жизненного тепла. Около умирающей толпились беженцы. Сейчас они здесь были хозяевами, а Клава, спрятав руки под концы шали, стояла в сторонке и будто боялась шевельнуться. Одна из незнакомых женщин и шагнула Виктору навстречу, сказала строго, подняв на него ненавидящие глаза: - Уйди, господин полицейский, богом прошу, уйди. Дай ей хоть умереть среди своих. Он выскочил на крыльцо, хрястнув дверью. А он что, не свой? Не советский? Злость кипела, душила его, и он быстро шел по улице, шел, казалось, неизвестно куда, а остановился у той половины дома, где жила Нюська. Здесь не стояло саней во дворе. Здесь никто не толпился и в горнице. Он, Виктор, да Нюська. Двое. Она глянула на него, усмехнулась как-то нехорошо, а еще через несколько минут на столе появились две бутылки самогона и соленые огурцы. Опять огурцы, опять соленые! И он схватил миску с огурцами, со всего размаха трахнул ее о стену. Огуречный рассол заслезился по темным от времени бревнам. Нюська даже упрека не бросила. Она просто собрала огурцы с пола, сложила теперь на эмалированную тарелку и снова поставила на стол. А Виктор, которому вдруг до невозможности стало жаль себя, заревел в голос, как это умеют только окончательно пьяные мужики, и, уронив голову на Сколько-то времени он не слышал ничего, кроме своей душевной боли, потом в его уши вполз ровный страдающий голос Нюськи, а чуть позже и слова, которые она произносила нараспев: - ...Если хочешь знать, то в любой войне нам, бабам, больше всех достается. Мы и мужиков своих войне отдаем, и слезы по ним изливаем, и еще от чужих притеснения имеем... А ты закуси огурчиком, закуси, больше-то у меня ничего нету. Он, подавленный открывшейся ему бабьей правдой, не только взял огурец, но и сжевал его до малюсенького скрюченного хвостика. А Нюська все плакалась: - Или я по доброй воле к нему бегаю? Да близко бы к себе в другое время такое мурло не подпустила, а теперь его сила... "Ежели в указанный срок не явишься, с отделением к тебе нагряну. Тогда напляшешься", - это он мне говорит. И приедут, и надругаются, а где заступу найдешь? Вот и хожу точно в срок... Реву, но бегу... Виктору жаль Нюську, он искренне рад бы ей помочь. Еще больше жаль себя. Ведь он так старается для всех советских людей, а что имеет за это? Все от него шарахаются, презирают его! Справедливо?! И он пьяно бормочет, обнимая Нюську; - Оба мы с тобой несчастные, оба! Она поддакивает, подносит к его губам стакан с самогоном, и сразу словно черным пологом отгораживается Виктор и от Нюськи, и от всей жизни вообще... Просыпается Виктор неожиданно и долго не может вспомнить, как попал |
|
|