"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора Виктор быстро зашагал к домику Авдотьи. То ли дело беседа с Аркашкой! С
ним болтай, а ухо востро держи. Как циркач, что по тонюсенькой проволочке под самым куполом цирка выплясывает. И внизу сетки нет. Аркашка встретил радостно и сразу послал Авдотью за самогоном. - Я вчера в Степанково ходил, - словно между прочим сказал Аркашка, когда выпили по стакану. Сказал и украдкой цепко следил, как отреагирует Виктор. Но тот даже косого взгляда не бросил - как хрумкал огурец, так и продолжал. Тогда Аркашка пояснил торопливо: - За сводкой, как старшой приказывал. - И что там? - спросил Виктор и потянулся к бутылке. - Чтобы фронт выровнять, немецкая армия Тихвин оставила. Где такой, не скажешь? Виктор знал, где находится Тихвин. Теперь, услышав, что он освобожден, даже подумал, а не дало ли трещину кольцо блокады вокруг Ленинграда. Но ответил пренебрежительно: - Таких городишек не счесть, разве упомнишь? - Так ведь ты в школе учился, полное образование получал. - Думаешь, отличником был? - Ну, не отличником, а все же учился. Я и то помню, что в Тихвине строили что-то. По пятилетке. - Выходит, ты больше, чем я, следил за их успехами. Поди, в активистах ходил? Аркашка поспешил выпить: - Чтоб это последнее сокращение фронта было! Так, пытаясь поймать друг друга на слове, досидели до сумерек. Авдотье скрипя полозьями, пополз обоз. Странный и страшный обоз: сани-розвальни тащили люди. Один шел за коренника и по два-три человека на каждую оглоблю. Старики, женщины и дети тащили сани-розвальни, где, торопливо и неумело увязанное, громоздилось нехитрое крестьянское добро: узлы с тряпьем, чугунки и даже хомуты. Лошадей не было, а хомуты везли. Это больше всего поразило Виктора: зачем хомут, если нет коня? Рядом с санями шли те, кто уже не мог впрячься и еще не обессилел настолько, чтобы свалиться на родичей и соседей лишним грузом. Ни вскрика, ни матюка. Только монотонный скрип полозьев. Сразу протрезвев, Виктор выскочил на улицу. Равнодушно шли люди мимо Слепышей. Угрюмые, подавленные своей бедой. Втянулся обоз в единственную улицу деревни, и из хат повысыпали люди, молча, недоуменно смотрели на вереницу саней, скорбную и величавую, как похороны героя. Но вот дед Евдоким зашагал рядом с одними санями, перекинулся несколькими словами с женщинами, тащившими их, а еще через минуту, ухватившись за оглоблю, властно свернул к своей избушке, вспарывая санями снежную целину. Сразу от всех домов к обозу метнулись люди, загалдели, заголосили, заплакали. Общее горе подмяло даже Аркашку, он сказал без обычной ухмылки: - Видать, покарали кого-то. У дома Клавы сгрудились трое саней, и Виктор заторопился, чтобы помочь Клаве разместить людей, а заодно и узнать, что за беда обрушилась на них и |
|
|