"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

Степанково неблагонадежных лиц. Возможно, и потому, что считал: в такие
морозы и метели все враги нового порядка сидят затаившись по своим теплым
закуткам.
Первые дни Виктор наслаждался покоем, а потом почувствовал какую-то
гнетущую тяжесть. Исходила она и от Клавы, которая караулила каждое его
желание, и от тишины, безрадостно царствующей в доме.
Старик он, что ли, чтобы на печке сутками сидеть?
Особенно тяжелы воспоминания, а они, словно назло, шли бесконечной
чередой. Чаще всего - родная Тюмень и спуск к лодочной переправе в Заречье;
летишь на санках по нему, вот-вот задохнешься от встречного ветра... И
школьные вечера...
Прошлой зимой в это время пошел бы в кино. Или на каток, или в
библиотеку...
- У тебя, Клава, есть что-нибудь почитать? - спросил он.
- "Анна Каренина", - ответила она после небольшой паузы и добавила,
оправдываясь: - Последние два года я в Москве жила... Дать "Анну"?
- Проходили мы ее в школе...
- А теперь ты просто почитай, - заторопилась Клава, ветром слетала в
соседнюю комнату и, вернувшись, положила перед Виктором изрядно потрепанную
книгу.
- Другого ничего нет? - спросил Виктор, не скрывая своего
разочарования.
- "Анатомия". Перебирала хлам в чулане и нашла ее.
В этот вечер они сидели, как образцовые супруги, сидели за столом рядом
и читали. Клава была довольна, а он злился. И на книгу, которая не смогла
увлечь его, и на Клаву, за то, что она была рядом и одновременно - далека, и
на себя за непотребные мысли.
Ведь обещал же Василию Ивановичу, что теперь Клава для него будет
только сестрой!
Когда стало вовсе невмоготу, захлопнул книгу и сказал, залезая на печь:
- Муть сплошная, лучше посплю.
Клава пообещала завтра же у соседей поспрашивать интересную книгу,
уверяла, что и эта очень хороша, только вчитаться в нее надо. Нудно, как
маленького, убеждала.
Он демонстративно отвернулся лицом к стене и даже начал похрапывать:
дескать, засыпаю, не мешай.
Утром, наскоро поев вареной картошки с луком, Виктор вышел из дома,
остановился на крыльце. Солнце уже довольно высоко поднялось над лесом, и
снег тысячами искорок впился в глаза, ослепил.
В мире белизны чернели две кривые линии избушек. В сугробах они
казались меньше, чем были на самом деле, и выглядели немного жалкими. В
поднебесье лениво карабкались жиденькие столбики белого дыма: жизнь
требовала свое, и хозяйки мудрили у печей.
Куда же пойти? Василий Иванович еще вчера ушел куда-то, сказав, что
вернется через сутки или двое, а для начальства, если оно спросит, дескать,
ушел проверять окрестные деревни.
Может, к Афоне заглянуть? А что даст эта встреча? Длинный разговор о
том, скоро ли Красная Армия отгонит немцев от Москвы, скоро ли начнет
громить их. Потом Груня опять будет втыкать Афоне шпильки, а он начнет
хмуриться и сопеть. Надоело!