"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автораСтепанково неблагонадежных лиц. Возможно, и потому, что считал: в такие
морозы и метели все враги нового порядка сидят затаившись по своим теплым закуткам. Первые дни Виктор наслаждался покоем, а потом почувствовал какую-то гнетущую тяжесть. Исходила она и от Клавы, которая караулила каждое его желание, и от тишины, безрадостно царствующей в доме. Старик он, что ли, чтобы на печке сутками сидеть? Особенно тяжелы воспоминания, а они, словно назло, шли бесконечной чередой. Чаще всего - родная Тюмень и спуск к лодочной переправе в Заречье; летишь на санках по нему, вот-вот задохнешься от встречного ветра... И школьные вечера... Прошлой зимой в это время пошел бы в кино. Или на каток, или в библиотеку... - У тебя, Клава, есть что-нибудь почитать? - спросил он. - "Анна Каренина", - ответила она после небольшой паузы и добавила, оправдываясь: - Последние два года я в Москве жила... Дать "Анну"? - Проходили мы ее в школе... - А теперь ты просто почитай, - заторопилась Клава, ветром слетала в соседнюю комнату и, вернувшись, положила перед Виктором изрядно потрепанную книгу. - Другого ничего нет? - спросил Виктор, не скрывая своего разочарования. - "Анатомия". Перебирала хлам в чулане и нашла ее. В этот вечер они сидели, как образцовые супруги, сидели за столом рядом и читали. Клава была довольна, а он злился. И на книгу, которая не смогла на себя за непотребные мысли. Ведь обещал же Василию Ивановичу, что теперь Клава для него будет только сестрой! Когда стало вовсе невмоготу, захлопнул книгу и сказал, залезая на печь: - Муть сплошная, лучше посплю. Клава пообещала завтра же у соседей поспрашивать интересную книгу, уверяла, что и эта очень хороша, только вчитаться в нее надо. Нудно, как маленького, убеждала. Он демонстративно отвернулся лицом к стене и даже начал похрапывать: дескать, засыпаю, не мешай. Утром, наскоро поев вареной картошки с луком, Виктор вышел из дома, остановился на крыльце. Солнце уже довольно высоко поднялось над лесом, и снег тысячами искорок впился в глаза, ослепил. В мире белизны чернели две кривые линии избушек. В сугробах они казались меньше, чем были на самом деле, и выглядели немного жалкими. В поднебесье лениво карабкались жиденькие столбики белого дыма: жизнь требовала свое, и хозяйки мудрили у печей. Куда же пойти? Василий Иванович еще вчера ушел куда-то, сказав, что вернется через сутки или двое, а для начальства, если оно спросит, дескать, ушел проверять окрестные деревни. Может, к Афоне заглянуть? А что даст эта встреча? Длинный разговор о том, скоро ли Красная Армия отгонит немцев от Москвы, скоро ли начнет громить их. Потом Груня опять будет втыкать Афоне шпильки, а он начнет хмуриться и сопеть. Надоело! |
|
|