"Константин Федорович Седых. Отчий край (Роман)" - читать интересную книгу автора

разнесены вдребезги.
К вечеру разыгралась гроза. Медленно надвигалась с востока, из-за
зеленых предгорий Большого Хингана, темно-синяя туча с ослепительно белой
верхушкой, с пышно взбитыми клубящимися краями. То и дело пробегали по
ней, ветвясь и извиваясь, гремучие молнии. Скоро голубые вспышки
заблестели над плотбищем, где неистово трудились тысячи людей. Как
муравьи, облепили они плоты, копошились на берегу, стуча топорами, свивая
из распаренных прутьев толстые кольца. Когда из тучи скользнула слепящая
белым огнем исполинская молния и вонзилась в верхушку Винтовальной,
оглушенные громом люди задвигались быстрее, сильнее загорланили и
застучали. Только смерть могла сделать их неподвижными и немыми.
С чувством внезапной восторженной гордости Ганька глядел на них со
склона горы, пока не обрушился на землю ядреный шумный ливень. Надолго
скрыл реку и горы, людей и телеги низвергнувшийся с вышины водопад. Сразу
стало темно, как ночью. По рвам и расщелинам хлынули с Винтовальной
бешеные потоки. Скоро ручеек в Убиенной сделался неукротимой, все
смывающей на своем пути рекой. По ней вперегонки поплыли деревья, колеса,
ящики, хомуты и дуги, но на плотбище продолжали работать.


2

Ночью нагруженные беженцами и ранеными плоты стали отваливать друг за
другом от берега. К рассвету там остались лишь брошенные телеги и убитые
лошади.
Вслед за этим начался отход боевых частей. Сотня за сотней вытянулись
гуськом и стали, подниматься на утопающую в сизом тумане гору. Бойцы вели
коней в поводу, прижимаясь на скользкой и узкой тропе к замшелым скалам, у
подножья которых шумела и клокотала река. В самых опасных местах, где
нельзя было ни разойтись, ни разъехаться, непривычные к тяжкому пути кони
испуганно фыркали, садились на задние ноги, рвались, обезумев, из рук.
Чтобы не задерживать движение, таких убивали выстрелом в ухо и сбрасывали
в полную мглы и сырости пропасть. Так был пристрелен и Ганькин конь,
смирный и выносливый гнедко. Когда он заартачился и остановился, из мрака
вынырнул коренастый партизан в солдатской папахе. Он схватил коня за повод
и мрачно скомандовал Ганьке:
- Слазь!
И только Ганька спрыгнул с седла, как раздался выстрел. Гнедко
судорожно дернулся и упал сперва на колени, потом перевернулся на бок,
суча ногами. Тотчас же темные молчаливые фигуры обступили его и сбросили в
бездну.
- А как же я? - растерянно спросил Ганька коренастого фронтовика.
- Пешком пойдешь... Давай проходи, не задерживай.
Потрясенный расправой над бедным конем, Ганька с ненавистью поглядел
на фронтовика, обозвал его мысленно собакой и зашагал по тропе, как
пьяный.
До ближайшей станицы было четырнадцать верст. Голодный и мокрый шел
Ганька по обрыву над рекой, по черному и горелому лесу. Берданка за
плечами вдруг сделалась страшно тяжелой и неудобной. Она натирала ремнем
плечо, больно колотила по спине затвором. Он шел и чувствовал, что силы