"Константин Федорович Седых. Отчий край (Роман)" - читать интересную книгу автора

заботливо подстрижена совсем недавно. Из-под припухших красноватых век
бодро и доверчиво глядели на все окружающее ясные доброжелательные глаза.
Был он в белой фуражке с темным бархатным околышем, в поношенной форменной
тужурке, с серебряными пуговицами, со следами споротых петлиц на
воротнике. Под распахнутой тужуркой виднелась вышитая серая косоворотка.
"Какой-то учитель, - решил про себя Ганька. - И зачем только понесло
такого на войну? Шибко уж он хулой и на коне сидит, как огородное пугало.
Того и гляди, что свалится".
- Здравствуй, товарищ! - сказал старик, поднеся руку к козырьку
фуражки. - Разреши воспользоваться твоей флягой? Один раненый сильно хочет
пить, а у меня, как на грех, ни фляги с собой, ни кружки.
- Берите! - протянул ему Ганька только что наполненную флягу.
- О, да она с водой! Значит, не придется мне слезать с коня. Наездник
из меня, как видишь, никудышный. Свалиться с моего Россинанта я способен в
любую минуту, а взгромоздиться на него могу лишь с помощью пенька или
забора.
- Вам бы лучше в телеге устроиться, - посочувствовал ему Ганька. -
Этак с непривычки все потроха растрясете.
- К счастью, потрохов у меня нет, молодой человек. Давно остались
одни жилы да кости... А относительно телеги ты прав, конечно. Но об этом
мне некогда было думать. Каратели уже вступали в деревню. Для меня это
верная смерть Но тут, понимаешь, неожиданно подскочил мой бывший ученик,
командир партизанской сотни, с оседланным запасным конем. Он успевал в
дороге отстреливаться и оберегать меня от падения на землю-матушку.
Вспоминаю сейчас эту сумасшедшую скачку - и в жар бросает.
Напоив раненого, он вернул Ганьке флягу и сказал:
- Будем держаться рядом, раз свела нас судьба. Ты как, не против?
Тогда все в порядке. Давай познакомимся. Георгий Алексеевич Окунцов,
учитель из Шаманки.
- А я Улыбин из Мунгаловского.
- Чересчур коротко отрекомендовался, - рассмеялся Окунцов. - Меня
интересует имя, молодой человек.
- Ганька.
- Значит, Гавриил Улыбин? Кем же ты доводишься Василию Андреевичу
Улыбину?
- Племянником.
- Вот как! Тогда понятно, почему оказался у красных. Правильно
поступил. Иначе поплатился бы головой за такое родство.
- А вы почему партизанить пошли? - осмелился спросить Ганька.
- К этому шагу я был давно подготовлен. За мои политические убеждения
при царе я дважды административно ссылался в Сибирь. В Россию потом так и
не выбрался. Когда, наконец, разрешили мне учительствовать, на одном месте
засиживаться не давали. Зимой учительствую в какой-нибудь глухой
деревушке, а летом, по предписанию полицейского исправника, перебираюсь в
другую. Не хотели, чтобы я сближался с мужиками, внушал им разные
бунтарские мысли. Так и гоняли меня целых двенадцать лет. Только в
семнадцатом обосновался я в Шаманке среди приискателей. Через год стал
членом приискового ревкома, выступал на митингах и собраниях, за что и был
записан разными старорежимцами в самые отпетые большевики. Отрицать этого
я не стал, взял да и махнул в партизаны.