"Михаил Щукин. Имя для сына " - читать интересную книгу автора

домой и понужать не надо - сам скачет. "Апять ряссора паламалась", -
передразнивал он его.
- Цела ишшо, - невозмутимо отвечал Нефедыч. - А паламается. Каждый
день как заполошные носимся, ремонтировать некогда. А ряссора, она не вечна,
хоть и железна.
Сейчас, приосанившись, он глянул вверх, на небо, и сразу сник.
- Куда вас черт тащит в таку непогодь! Кому вы там нужны, без вас не
обойдутся.
Ворчал Нефедыч не без основания. В районе свирепствовал буран. Он начал
подвывать и закручивать вечером, когда воздух заметно потеплел, потом, к
полуночи, завизжал, загукал. И тут же, словно небо прорвалось, густо,
большими хлопьями повалил влажный снег. Электропровода натягивались и гудели
тугими струнами. То в одном, то в другом месте темноту распарывал частый
перебор ярких мгновенных искр от замыканий, они вспыхивали и гасли, не
успевая ничего осветить. Стена соснового бора качалась, иногда из глубины
или с опушки доносился раздирающий треск, а следом за ним глухой хлопок -
значит, выворотило еще одну неустоявшую сосну. Ночью буран не выдохся,
разъярился еще сильнее. С крыш полетели плохо прибитые куски шифера.
Поездку можно было отложить на следующий день, но Андрей хотел не
только разобраться с письмом, но и побывать на ферме, посмотреть и написать,
как работают люди.
В Полевское они пробились только после обеда, когда по трассе прошел
мощный бульдозер. Нефедыч так был занят дорогой, что не ворчал, как обычно,
ехал молча, лишь иногда сквозь зубы поругивался.
В конторе удалось застать лишь парторга, молодого рыжеватого парня в
большущих унтах. Да и тот, натягивая полушубок, уже выходил из кабинета.
- Привет. - Парторг поздоровался и сразу потащил Андрея следом за
собой. - Как раз вовремя приехал. Обязательно напиши про наших.
Представляешь, света нет, все вручную. Утром, часов в пять, прихожу на
ферму, народ уже там... Поехали, поехали, по дороге расскажу.
Возле фермы стояли тракторы, работал передвижной электрический движок.
Низкий, тяжелый гуд заглушал голос бурана. Из открытых дверей продолговатого
каменного коровника клубами вываливался пар, ядрено пахнущий сухим сеном,
молоком, навозом и силосом. Навоз из коровника выносили на носилках,
накладывая на них уже мерзлые, серые и ноздреватые куски. Люди работали
молча, сосредоточенно. Когда они выходили на улицу, их засыпал снег, когда
возвращались, он таял, и одежда волгло шуршала.
Андрей не любил в такие моменты лезть к людям с расспросами.
Расспросить, узнать какие-то факты и фамилии можно потом, а сейчас главное -
проникнуться общим чувством, проникнуться и сохранить его до той минуты,
когда сядешь читать. Тогда найдутся и точные слова, и неказенные мысли.
Подъехал "Беларусь" о цистерной воды. Воду черпали ведрами, она
расплескивалась, стекала по железному боку цистерны, и он становился от
налипшего снега белым.
- Давай, пресса, помогай трудовому крестьянству. - Парторг подал
Андрею пустое ведро, а сам полез на цистерну, заскользил толстыми подошвами
унтов по обледеневшему металлу. - Сейчас говорить не с кем, потом...
Андрей таскал воду вместе с другими и ни на минуту не отвлекался,
стараясь все запомнить. Вот пожилая доярка с усталым лицом и медленным
взглядом вдруг встрепенулась и быстрым шагом, почти бегом, пересекла дорогу