"Артур Шницлер. Возвращение Казановы" - читать интересную книгу автора

было. Он еще себя покажет. Конечно, он уже не так молод и красив, чтобы
соблазнить добродетельную девушку, и уже не так ловок и гибок, чтобы
совершать побеги из тюрем и ходить по скатам крыш, но он по-прежнему умнее
всех! И очутись он только в Венеции, он сможет предпринять все, что захочет,
лишь бы ему наконец туда попасть! И тогда, быть может, и не понадобится
никого убивать; есть другие способы мести, более хитроумные и более
изощренные, чем обыкновенное убийство; а если сделать вид, будто он
принимает предложение господ сенаторов, - тогда ничего не может быть легче,
чем погубить именно тех, кого захочет погубить он, а не тех, кого имеет в
виду Высший Совет, - несомненно, лучших и достойнейших венецианцев! Как?
Только потому, что они - враги этого подлого правительства, только потому,
что они считаются еретиками, им придется сидеть в тех самых камерах под
свинцовой крышей, где он томился двадцать пять лет тому назад, или даже
сложить голову на плахе? Он еще во сто крат сильнее ненавидит это
правительство и с гораздо большими основаниями, а еретиком - еще более
убежденным, чем все эти люди, - он был всю свою жизнь, остался им и сейчас.
От скуки и омерзения он в последние годы разыгрывал сам перед собой дурацкую
комедию. Ему верить в бога? Да что это за бог, если он милостив к молодым и
оставляет стариков? Ну и бог, который, когда ему заблагорассудится,
оборачивается дьяволом, бог, который превращает богатство в нищету, счастье
в несчастье, радость в горе? Мы для тебя забава и должны еще тебе молиться?
Сомневаться в твоем существовании - единственное остающееся у нас средство,
чтобы тебя не хулить! Да не будет тебя! Ибо если ты существуешь, то я должен
тебя проклинать! Он сжал кулаки и, выпрямившись, грозил ими небу. Его губы
невольно прошептали ненавистное имя - Вольтер! Да, теперь он был в должном
расположении духа, чтобы закончить свой памфлет против старого фернейского
мудреца. Закончить? Нет, он его только теперь начнет. Новый! Другой, в
котором этот смешной старик получит по заслугам... за свою осторожность, за
свою половинчатость, за свое раболепие. Он безбожник? Он, о котором в
последнее время все чаще и чаще слышишь, что он отлично ладит с попами и
церковью, а по праздникам даже исповедуется? Еретик? Он? Болтун, велеречивый
трус - и только! Но близко уже время жестокой расплаты, и тогда вместо
великого философа людям предстанет ничтожный остряк, писака. И до чего же он
важничал, этот добрейший господин Вольтер... "Ах, милейший синьор Казанова,
я не на шутку на вас сердит. Разве могут меня интересовать сочинения
господина Мерлина?[6] Вы виноваты в том, что я потратил на глупости целых
четыре часа". Дело вкуса, дражайший господин Вольтер! Сочинения Мерлина
будут читать еще тогда, когда "Девственница" будет давно забыта... и, может
быть, тогда оценят и мои сонеты, которые вы мне вернули с такой наглой
усмешкой, не сказав о них ни слова. Но все это мелочи. Не будем затемнять
главного авторскими обидами. Речь идет о философии - о боге!.. Мы скрестим
клинки, господин Вольтер, только сделайте одолжение, до времени не умрите.
Казанова хотел было сразу же засесть за работу, но вдруг вспомнил, что
нарочный ждет ответа. Он быстро набросал письмо этому старому дуралею
Брагадино - письмо, преисполненное лицемерного смирения и лживого
восхищения: он с радостью и благодарностью принимает милость Высшего Совета
и ожидает обратной почтой векселя, чтобы, по возможности скорее, припасть к
стопам своих благодетелей - и прежде всего к стопам высокочтимого друга
своего отца, Брагадино.
Когда Казанова запечатывал письмо, в дверь тихо постучали; вошла