"Артур Шницлер. Возвращение Казановы" - читать интересную книгу автора

Оливо, откуда к ним доносился заманчивый запах жаркого и всевозможных
пряностей, Казанова как раз был занят донельзя возбуждающим аппетит
описанием польского паштета, и даже Марколина слушала его с любезным
вниманием молодой хозяйки, что весьма льстило Казанове.
В необыкновенно спокойном, почти довольном расположении духа,
удивлявшем его самого, Казанова сидел потом вместе со всеми за столом и
говорил Марколине шутливо-веселые любезности, как это приличествует знатному
пожилому господину по отношению к благовоспитанной девушке из хорошего дома.
Она охотно их принимала и необыкновенно мило на них отвечала. Ему так же
трудно было представить себе, что его благонравная соседка - та самая
Марколина, из окна которой, у него на глазах, прошлой ночью выпрыгнул
молодой офицер, минутой раньше лежавший в ее объятьях, - как и допустить,
что эта нежная девушка, которая еще любит возиться в траве с другими
девочками-подростками, ведет ученую переписку с живущим в Париже знаменитым
Согреню; и он сам же бранил себя за такую смехотворную скудость воображения.
Разве не убеждался он уже много раз в том, что в душе каждого действительно
живого человека самым мирным образом уживаются не только различные, но и,
казалось бы, враждебные свойства? Да, разве он сам, еще недавно глубоко
потрясенный, отчаявшийся, готовый даже на злое дело человек, разве сейчас он
не мягок, не добр, не отпускает таких веселых шуточек, что юные дочки Оливо
всякий раз покатываются со смеху? Только по своему необычайному, почти
звериному голоду, который всегда появлялся у него после сильных волнений, он
понимал, что еще далеко не обрел душевного покоя.
Вместе с последним блюдом служанка принесла письмо на имя шевалье,
только что доставленное для него нарочным из Мантуи. Оливо, заметивший, как
Казанова побледнел от волнения, приказал накормить и напоить посланца, а
затем обратился к своему гостю:
- Не стесняйтесь, шевалье, прочтите спокойно письмо.
- С вашего позволения, - ответил Казанова, с легким поклоном встал
из-за стола, подошел к окну и с хорошо разыгранным равнодушием вскрыл
письмо. Оно было от синьора Брагадино, сверстника и друга его отца, старого
холостяка, которому было теперь за восемьдесят; лет десять назад, став
членом Высшего Совета, он, по-видимому, с большим рвением, чем другие
покровители Казановы, хлопотал за него в Венеции. Письмо, написанное
необыкновенно изящным почерком, но слегка дрожащей рукой, гласило:

"Дорогой Казанова!
Сегодня я наконец получил приятную возможность послать вам весть, коя,
надеюсь, в главном отвечает вашим желаниям. В своем последнем заседании,
состоявшемся вчера вечером, Высший Совет не только выразил готовность
дозволить вам вернуться в Венецию, но и высказал пожелание, чтобы вы, по
возможности, ускорили свое возвращение, ибо в самом недалеком будущем
намерен воспользоваться вашей благодарностью, доказать каковую на деле вы
обещали во множестве писем. Вероятно, вам неведомо, дорогой Казанова (ибо мы
были так долго лишены вашего присутствия), что за последнее время внутреннее
положение нашего родного города, любимого всеми нами, начало внушать
некоторые опасения - как касательно политики, так и нравов. Существуют
тайные общества, направленные против нашего государственного строя и,
по-видимому, даже замышляющие насильственный переворот; естественно, что в
этих замыслах, которые можно было бы назвать более резким словом - заговоры,