"Артур Шницлер. Возвращение Казановы" - читать интересную книгу автора

улыбкой подняла на него свои ясные глаза; на коленях она держала тарелку
скороспелого винограда и клала в рот одну ягоду за другой. Все презрение,
вся злоба, вся ненависть растаяли в сердце Казановы; он знал только, что
любит ее. Словно опьянев от одного ее вида, он отошел от окна в глубину
комнаты, где Оливо, все еще ползая на коленях по полу, вытаскивал
разбросанные листы из-под стола и комода; Казанова попросил его не трудиться
и выразил желание остаться одному, чтобы приготовиться к прогулке.
- Торопиться нечего, - сказал Оливо, стряхивая пыль с панталон, - к
обеду мы вполне успеем вернуться. Впрочем, маркиз просил начать сегодня игру
пораньше, сразу после обеда; по-видимому, ему важно вернуться домой к заходу
солнца.
- Мне совершенно безразлично, когда начнется игра, - сказал Казанова,
вкладывая листы рукописи в сумку, - я ни под каким видом не буду в ней
участвовать.
- Нет, будете, - заявил Оливо с несвойственной ему решительностью и
положил на стол сверток золотых монет. - Мой долг, шевалье, хоть и поздно,
но с благодарностью.
Казанова отказался взять деньги.
- Вы должны их принять, - уговаривал его Оливо, - если не хотите меня
глубоко обидеть; к тому же Амалия видела этой ночью сон, который побудит
вас... нет, об этом она вам сама расскажет.
И он поспешно вышел. Казанова все же пересчитал золотые; их было сто
пятьдесят - ровно столько, сколько он пятнадцать лет назад подарил жениху,
или невесте, или ее матери, - он и сам теперь не помнил. "Разумнее всего
было бы, - сказал он себе, - взять деньги, проститься и покинуть этот дом,
постаравшись не видеть больше Марколины. Но разве я поступал когда-нибудь
разумно? А может быть, тем временем из Венеции пришло письмо?.. Правда, моя
милейшая хозяйка обещала сразу же мне его переслать... "
Служанка принесла между тем большой глиняный кувшин холодной родниковой
воды, и Казанова вымылся весь, что очень его освежило; затем он надел свое
парадное платье, в которое он нарядился бы еще накануне вечером, если бы у
него нашлось время переодеться; но теперь он был очень доволен тем, что
может явиться перед Марколиной в более достойном виде, чем вчера, и как бы
предстать перед нею в новом облике.
В камзоле из серого блестящего шелка с вышивкой и широкими испанскими
серебряными кружевами, в желтом жилете и в шелковых вишневого цвета
панталонах, с благородной, но отнюдь не надменной осанкой, со
снисходительной, но любезной улыбкой на устах и с огнем неугасимой молодости
в глазах, спустился он в сад, где, к своему разочарованию, встретил сперва
одного только Оливо, который предложил ему сесть рядом за стол и не
обессудить за скромный завтрак. Казанова отдал должное молоку, маслу, яйцам
и белому хлебу, а потом еще персикам и винограду, вкуснее которого он,
казалось, никогда не едал.
Прибежали с лужайки три девочки, Казанова расцеловал их всех, позволив
себе по отношению к тринадцатилетней такие же нежности, какие она вчера с
готовностью принимала от аббата; но он сразу увидел, что искорки в ее глазах
зажглись от совсем иного удовольствия, чем то, которое доставляет детски
невинная игра. А Оливо не мог нарадоваться тому, как хорошо шевалье умеет
обращаться с детьми.
- И вы действительно хотите уже завтра утром покинуть нас? - спросил он