"Артур Шницлер. Возвращение Казановы" - читать интересную книгу автора

- Кроме того, - продолжал аббат, - настоятельница, сестра Серафима,
весьма ученая женщина, герцогиня по рождению, выразила в письме ко мне (в
письме, потому что в этом монастыре соблюдается обет вечного молчания)
желание встретиться с Марколиной, о чьей учености до нее дошли слухи.
- Надеюсь, Марколина, - заговорил Лоренци, впервые обратившись прямо к
ней, - вы не дадите уговорить себя и не станете во всем ревностно следовать
примеру герцогини-настоятельницы.
- К чему мне это? - весело возразила Марколина. - Сохранить свободу
можно и не давая обета, и притом гораздо лучше, так как обет есть
принуждение.
Казанова сидел подле нее. Он даже не смел потихоньку коснуться ногой ее
ноги или прижаться коленом к ее колену; если бы он еще в третий раз увидел
выражение ужаса и отвращения в ее взоре, а он не сомневался, что увидел бы,
то это неминуемо толкнуло бы его на какой-нибудь безумный поступок. Между
тем ужин продолжался, росло число осушенных бокалов, разговор становился все
более оживленным и общим, и Казанова снова как бы издалека услышал голос
Амалии:
- Я говорила с Марколиной.
- Ты ей... - Безумная надежда вспыхнула в его душе.
- Тише, Казанова! Речь шла не о тебе, а только о ней и об ее планах на
будущее. И я повторяю тебе еще раз: никогда не будет она принадлежать ни
одному мужчине.
Тут Оливо, уже изрядно нагрузившийся, неожиданно встал и, со стаканом в
руке, запинаясь, сказал несколько слов о высокой чести, оказанной его
бедному дому посещением дорогого друга шевалье де Сенгаль.
- А где шевалье де Сенгаль, о котором вы говорите, дорогой Оливо? -
спросил Лоренци своим звонким и дерзким голосом.
Первым желанием Казановы было швырнуть свой полный стакан в лицо
наглецу; но Амалия слегка прикоснулась к его руке и сказала:
- Многим людям вы и поныне известны, шевалье, только под своим прежним
и более прославленным именем Казановы.
- Я не знал, - с оскорбительной серьезностью сказал Лоренци, - что
французский король пожаловал синьору Казанове дворянство.
- Я не стал утруждать этим короля, - спокойно ответил Казанова. -
Надеюсь, лейтенант Лоренци, вы удовлетворитесь объяснением, против которого
не нашлось никаких возражений у нюрнбергского бургомистра, когда я имел
честь привести его в связи с одним, впрочем, незначительным случаем.
Все молчали, с напряженным вниманием слушая его.
- Алфавит, - сказал он, - как известно, достояние всеобщее. Так вот, я
выбрал несколько букв по своему желанию и возвел себя в дворянство, не
будучи обязан этим никакому государю, который едва ли мог бы оценить по
достоинству мои притязания. Я - Казанова, шевалье де Сенгаль. Очень сожалею,
лейтенант Лоренци, если это имя вам не нравится.
- Сенгаль - превосходное имя, - сказал аббат и повторил его несколько
раз, будто пробуя на вкус.
- И никто в целом свете, - воскликнул Оливо, - не имеет большего права
именоваться шевалье, чем благородный друг мой Казанова!
- А когда ваша слава, Лоренци, - прибавил маркиз, - прогремит так же
далеко, как слава синьора Казановы, шевалье де Сенгаль, мы, если вы
пожелаете, не замедлим назвать и вас шевалье.