"Джорджо Щербаненко. Миланцы убивают по субботам ("Дука Ламберти" #4) " - читать интересную книгу автора

еще до первой мировой войны). И, глядя, как они поблескивают в мертвенном
свете люминесцентных ламп, старик проговорил сдавленным голосом:
- Ее эмаль. Дома, в ванной, до сих пор такой флакончик стоит.
Какой точный подбор слов - сказал не "лак", а именно "эмаль", это
значит, что голова у него светлая, миксопан еще действует.
- И вот здесь, на правой ноге, на большом пальце, та же эмаль. - Он
слегка коснулся ноги, которую по непонятной причине, как и правую руку,
пощадил огонь (на фоне ее нежной белизны тоже выделялись ногти, накрашенные
розовым лаком а-ля Элеонора Дузе), и повторил: - Это ее эмаль, у меня стоит
точно такой флакончик.
- Вы узнаете свою дочь? - спросил Дука.
Старик кивнул и произнес очень твердо и уверенно (видимо, подумал Дука,
дело не только в инъекции миксопана, наверняка им движет какой-то внутренний
импульс, не дающий ему потерять самообладание).
- Да. Я бы без этой эмали узнал. - Может быть, его убедили в этом
размеры останков, а скорее - некое шестое чувство, безошибочно
подсказывающее отцу, что перед ним его дочь, даже если от дочери почти
ничего не осталось. - И плечи ее, и вот эта отметина на левой ноге, видите?
Донателла в детстве упала, у нее был тяжелый перелом, она могла остаться
хромой на всю жизнь, если б нам не попался замечательный хирург.
И действительно, несмотря на то, что огонь основательно потрудился над
этим большим телом, он не смог уничтожить ни женственную покатость плеч, ни
следы давнего хирургического вмешательства.
Дука кивнул сторожу, чтобы прикрыть труп.
- Все, пойдемте отсюда.
Аманцио Берзаги невольно воспротивился, но все-таки позволил себя
увести. В кабинете полусонного врача он подписал протокол опознания:
останки, содержащиеся в холодильной камере № 5 морга при миланской квестуре,
идентифицированы отцом, Берзаги Аманцио, как труп его дочери, Берзаги
Донателлы, на основании нижеследующих анатомических и сопутствующих данных;
далее следовал перечень всего, что способствовало опознанию: розовый лак на
ногах, след перелома на ноге и прочее. Затем все трое вышли из здания морга
и уселись в машину в прежнем порядке: Маскаранти - за руль, рядом с ним
Дука, сзади Аманцио Берзаги. Все в той же гробовой тишине, какая царила в
холодильной камере, подъехали они к дому номер пятнадцать по бульвару
Тунизиа. Вышли, старик отпер подъезд, Дука достал из кармана пакетик -
наподобие тех, в каких подают сахар в барах.
- Здесь две таблетки... если не сможете заснуть.
- Спасибо. - Аманцио Берзаги взял пакетик.
- Синьор Берзаги, - тихо и проникновенно проговорил Дука, - не
забывайте, что вы нужны следствию.
- Думаете, покончу с собой? - Старик чуть-чуть повысил голос, что
особенно обеспокоило Дуку, но лишь на мгновение, потом голос вновь упал
почти до шепота, однако не стал от этого менее пронзительным; казалось, он
исходил из каждого волоска на этом лице, а прежде всего из ввалившихся,
горящих, как две жаровни посреди пепла, глаз. - Нет. Я хочу дожить до того
дня, когда вы найдете убийцу моей дочери. И если вы его найдете через тысячу
лет, я еще тысячу лет проживу только затем, чтобы поглядеть ему в глаза.
Аманцио Берзаги закрыл за собой дверь и скрылся в темноте парадного.
Проводив его взглядом, Дука удовлетворенно кивнул: теперь Аманцио Берзаги не