"Василий Щепетнев. Черная земля (Роман, 1 часть)" - читать интересную книгу автора

переломится, чай.
Словно в печь прячется - свод полукруглый, каменный. Да пусть.
Никифоров попытался перевести дух. Негоже этак... загнанным мышонком.
Гоже, негоже... Нарассуждался... До утра сидеть будет. А как он узнает,
что утро? Сюда и свет никакой не достанет...
Теперь он расслышал: это был стон. Короткий, сдавленный, он прозвучал
совсем близко, рядом.
Выстудило все - и напускную браваду, и злость, и даже самый страх. Пусто
стало. Пусто. Никифоров словно видел во тьме - видел странным, нутряным
взором, так, зажмурясь, видишь круги и узоры. Он не жмурился, напротив, и
там, кде был спуск в подвал, видел человека? морок? или просто кровь бьет
в голове?
Он съежился, теперь хотелось одного - чтобы ниша стала еще меньше,
раковиной, панцирем. Вжимаясь в стену ниши он почувствовал, как та
подалась, и показалось - его выпихивают, изгоняют наружу.
Ложной оказалась стена, обманной. За ней - еще ход. На четвереньках
Никифоров полз, не удивляясь, даже не думая ни о чем, готовый ползти
вечно, только бы не упереться в тупик, тогда...
За собой он не слышал, чувствовал - отстали, на малость, но отстали. А
ходу конца не было. Никифоров замер. Тихо. Кажется, тихо. Ход-то не
маленький чего ползти, встать можно.
Он встал. Нет, в рост голова цепляет, но склонясь - можно идти. Только
куда? Показалось, что ход раздвоился. Никифоров стоял, щекой пытаясь
уловить малейшее шевеление воздуха. Влево, вправо?
И опять - стон. Сейчас далекий, тихий, он подстегнул. Дальше, куда-нибудь,
но дальше, Никифоров почти бежал, угадывая направление, не всегда верно,
ход порой изгибался, и тогда он ударялся о стену, но нечувствительно,
стараясь только быстрее направиться, отыскать путь - вперед.
Новое столкновение вышло иным - ударился о деревянное, и звук от удара
отзвучал иначе. Свободнее. Пытаясь нащупать стену, он вытянул руки, но -
свободно. И вверх - тоже. И там, вверху, виднелся квадрат - не света, еще
нет, но тьмы пожиже. Пот, что беспрестанно заливал глаза, мешал смотреть,
и он стер его рукавом мокрой от пота же рубахи.
Лестница. Обычная приставная лестница, вот что было перед ним. Подвал или
погреб.
Срываясь, он полез вверх, спеша - освободиться, только сейчас он
почувствовал, как давила на него толща породы, земля. Ослабшими вдруг
руками Никифоров оперся о пол, оттолкнулся, встал.
Яркий карбидный свет ожег глаза, и в грудь уперлось - острое.
- Погоди, Микола, то студентик, не признал? - голос был знакомый, но чей?
- Что с того, может, он - ихний, - но давление на грудь поуменьшилось.
- Да посмотри, раскровянился как, - луч фонаря сбежал вниз.
Вокруг стояли мужики, пять, шесть, толком не разглядеть.
- Ты, хлопчик, что там делал?
А, это Костюхин, Костюхин, с которым чай пили.
- Я... из церкви... там... - у Никифорова вдруг не оказалось слов, но
Костюхину хватило и сказанного.
- Понятно. Ты вот что, студент, выдь на двор да обожди там. Некогда нам
сейчас. Да убери вилы, Микола!
Тот проворчал недобро, но вилы опустил, и Никифоров понял, нет, не понял,