"Татьяна Щепкина-Куперник. Дни моей жизни " - читать интересную книгу автора

смерти он, чувствуя признаки новой эры, еще говорил: "Только никаких
уступок! Никаких конституций! Все разрушить, все сломать - и сразу
республику, только так что-нибудь и выйдет!"

Он оказался пророком, но не дожил до исполнения своих мечтаний. А это
вознаградило бы его за тот длинный мартиролог, который могли бы составить
его защиты: мартиролог его душевной боли, часто напрасной борьбы, физических
и нравственных трудностей...

Отец промучился двенадцать дней. Смерти он не боялся, он говорил:
"Ничто не умирает, все живет вечно, но с перерывами..." Последние дни он уже
ничего не говорил: ему трудно было дышать. Только перед самой смертью он
безмолвно взял в свою руку - мою и руку своей жены, соединил их и поглядел
на нас. Этот взгляд был самым красноречивым из всего, что когда-либо сказал
мой отец. И то, что мы прочли в нем, мы исполнили свято.

Моя бедная сестра Ася - в то время медичка, уезжавшая сестрой
милосердия на фронт и об эту пору возвращавшаяся с Дальнего Востока, -
узнала о его смерти из краткой телеграммы в "Уфимском листке", купленном по
дороге.

* * *

Конечно, в личной жизни у отца - как у всякого человека - были свои
слабости, проступки, недостатки. Не мне о них судить... Но думаю, что не
погрешу против истины, если скажу, что в общественном смысле это был человек
без упрека.

Человек многогранной души, он всего больше любил свободу и Россию.
Хотя, как он сам говорил, для него не было "ни эллина, ни иудея", - но к
России у него было совершенно исключительное чувство - как к матери, которую
любишь и жалеешь, какова бы она ни была... Ему платили тем же. Многие тысячи
людей всяких сословий и национальностей сошлись проводить его гроб. Сотни
венков возлагались и от учреждений, и от частных лиц: многие были с красными
лентами, и полиция приказала их снять. Я не могла быть на кладбище: мне по
дороге сделалось дурно, и меня увезли домой. Но когда на другой день мы
пришли с мачехой на свежую могилу отца и она в немом горе встала на колени у
памятника, я услыхала, как на террасе повыше (Аскольдова могила - кладбище,
где похоронили отца, - идет террасами) две прилично одетые дамы громко
возмутились:

- Скажите, пожалуйста, жида на христианском кладбище похоронили!

* * *

Отец не увидел Революции. Но зато он не увидел и страшного еврейского
погрома, разразившегося при деятельном участии полиции вскоре после его
смерти в Киеве, когда, между прочим, черносотенные банды искали
"Куперниковское отродье", чтобы убить, и моей мачехе (к слову сказать, чисто
русской женщине) с маленькой сестрой пришлось отсиживаться в подвалах, чтобы