"Татьяна Щепкина-Куперник. Дни моей жизни " - читать интересную книгу автора

них сдержанно, как вообще о себе. Но никогда он не отказывался от самого
безнадежного политического процесса, многие из них вел безвозмездно, не знал
ни отдыха, ни срока: сегодня Одесса, завтра Нижний, оттуда Петербург, оттуда
Гомель, опять Одесса, Варшава, какое-нибудь "местечко"... Часто он по
неделям не выходил из вагона, не знал, что такое ночлег в собственной
кровати, и с добродушной усмешкой не без грусти цитировал: "То ли дело рюмка
рома, ночью сон, поутру чай... То ли дело, братцы, дома... Ну, пошел же,
поезжай". Усугублялась трудность его поездок тем, что он болел болью своих
подзащитных и всей кровью готов был спасать их. Он откликался на горести
общественные с такой же силой, как на личные.

"...Я нахожусь в совершенно угнетенном душевном состоянии, - писал
он, - благодаря кишиневскому погрому... Это нечто безобразное, ужасающее. И
действия, и поведение властей до, во время и после погрома - неслыханные.
Полиция, губернатор, следователи, прокуроры, министры, "сам" - всех под суд!
Произвол, бесправие, ложь, подлость, все тут. Не знаю, успокоит ли меня лето
в природе, но это все-таки, что может благотворно подействовать на душу. Вот
уж именно - "все люди да люди - хоть бы черти попались!"

Из Воронежской деревеньки:

"Не успел я уехать сюда, как пришла отчаянная депеша из Севастополя: на
23-е назначено дело "Прута". 44 матроса - по законам военного времени...
Бросаю все и в несосветимую жару лечу в Севастополь. Обвинение отчаянное:
матросы взбунтовались, убили офицера и боцмана, овладели кораблем, пошли на
соединение с "Потемкиным", не нашли его... и вернулись в Севастополь,
сдавшись "на милость" правительства! Суд продолжался 7 дней. Мы заседали в
глухом углу, в 5 верстах от города, изолированные от всего мира, окруженные
семьюстами штыков! Председатель все время жалуется, что ему подобрали "ad
hoc" состав судей: "звери, а не люди..." В течение всего времени нам то
сообщают, что выписывают палача, то, что заказывают гробы... Прокурор
требует смертной казни для 22 подсудимых. Защита - капитан (по назначению),
помощник присяжного поверенного из "вексельных" - и я! Между подсудимыми -
3-4 замечательных человека. После семи дней суд совещается целый день и
выносит: 15 оправдательных приговоров, 9 мелких наказаний, 15 каторг и 4
расстрела, но с ходатайством о замене смертной казни каторгой. Уезжаю в
деревню: хочу отдыха, покоя... Телеграмма: прокурор подал протест - и надо
ехать в Петербург, в Главный Суд. Куда, к черту, мой отдых! Тебе нетрудно
вообразить себе, что я переиспытал за Севастопольское сиденье... а что еще
дальше будет?.."

Таков был всегда летний отдых моего отца. Не считаясь с годами, с
нездоровьем, с усталостью, он самоотверженно отдавал себя всюду, где
надеялся вырвать хоть одну жертву у своего врага. И это знали и ценили его
подзащитные. Без преувеличения можно сказать, что не было такого медвежьего
угла на юге России, где не было бы известно его имя. В глухих местечках
юго-западного края жертвы местных властей, в безысходности своего отчаяния,
вспоминали: "Куперник"... И при этом имени являлась надежда. Это имя было
окружено легендами: Куперник на все откликается. Куперник все может... Если
еврея выбросили из лесной дачи или из деревни, он, захлебываясь, выкрикивал: