"Иван Щеголихин. Желтое колесо (Повесть)" - читать интересную книгу автора

(я там печатался, я там работал), а оттуда вынесли к порогу. Нельзя сказать,
что в "Просторе" сидели одни мерзавцы, были и нормальные люди, но... Всё
относительно, могли не полениться и в корзину выбросить.
А изгнали меня тогда не только за мои "Другие зори", но и за общее дело
редакции. Мы хотели печатать роман Всеволода Иванова "Кремль", в Москве его
шесть раз отвергали. Я поехал в Москву, получил рукопись от вдовы писателя
Тамары Владимировны, вместе с ней мы добились предисловия Константина Федина
для "Простора"- все сделали как надо. Тем не менее, печатать запретили,
грязная поднялась возня, почему-то активничал секретариат СП здешний. Роман
запретили, меня освободили - по совокупности злодеяний, ушел я в никуда - и
вот телеграмма. Получил я в Литфонде пособие, и тут же отправил срочную - на
инсценировку согласен. А почему вдруг заинтересовался Петрозаводск? От нас
он на другом краю страны, никто меня там не знает. "Пятый угол" был
напечатан в "Просторе", после чего появилась в "Литгазете" реплика под
названием "Шарики за ролики", продолжали меня атаковать, следили зорко,
добить хотели за "Другие зори". Но нет худа без добра. Реплика в "ЛГ" задела
своим хамством или чем-то еще режиссера Карельского ТВ Юрия Львовича Хороша,
он взял в библиотеке "Простор", прочитал повесть и решил ее экранизировать,-
будто с "Литгазетой" у него личные счеты. Дождался/ моего ответа, собрал
лучших актеров, а тогда, 20 лет назад, в Петрозаводске было 5 театров,
отрепетировали, подготовили к сдаче, но тут звонят Хорошу из ЦК и приглашают
зайти в отдел пропаганды, а там разговор короткий - сдачу спектакля
приостановить до выяснения, поступил сигнал из Алма-Аты, надо проверить. К
тому времени работа уже была сделана, ТВ выплатило всем гонорар - и актерам,
и режиссеру, и всей команде, уже и в газете объявили, в программу вставили -
на кого списывать и по какой статье? Да к тому же, ничего нет в повести
антисоветского, проверьте сами, повесть небольшая, страниц 50 журнальных.
Хорошу дали понять, повесть они проверять не будут, важно проверить автора.
Очень интересно, как они это делали, куда посылали запрос. Неужели трудно
было позвонить, допустим, в Алма-Ату по своим каналам цековским и получить
информацию за 5 минут? А может быть, для них Алма-Ата мало что значила, и
они звонили в Москву, но куда? В Союзе писателей на каждого члена собиралось
досье, специальное было хранилище, туда допускались журналисты. К примеру,
написал он положительную рецензию на книгу Такого-то, редактор ему говорит:
иди, проверь в Союзе писателей и приведи в соответствие. На этом деле
сидели1 люди, серьезно нами занимались, собирали на каждого все фитюльки,
получали зарплату. Интересно, в чем выражался результат, как донос
закрывали. "В гестапо не служил". А если я хитрый, изворотливый, умный,
талантливый, если там и сейчас служу. А вы тупые и недогадливые, никогда
меня не разоблачите,- но деньги за это получаете.
Хорош звонил в ЦК через день, напоминал, прошли сталинские времена,
цензура не нашла в повести ничего антипартийного,- зачем это ему нужно было?
Совесть беспокоила и команда была недовольна - все же знали, что в спектакле
ничего нет, даже намека, и все были возмущены произволом. Через месяц
разрешили сдачу, ни слова не сказав, почему задержали. А Хорош рисковал,
надо сказать, за ним был хвост, но как человек отважный и порядочный он вел
себя достойно во всех ситуациях. А хвост - посудите сами. Он родился в
Харбине, в семье эмигрантов из России после революции, учился в США, и
приехал в Союз с первыми возвращенцами,- мать его, старушка, пожелала
умереть в родном Петербурге. Конечно же, им обещали Ленинград, а разрешили