"Иван Щеголихин. Желтое колесо (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Мурманск - тоже море, тоже порт и тоже белые ночи, чего вам еще надо? Хорош
никогда по этому поводу не канючил, у него была закалка, особая выдержка и
жизнестойкость, как и у всех заграничных, терпимость и вместе с тем
оптимизм. Контроль партии, цензуры, руководства казались ему естественными
для нашей страны. Живя за кордоном, он думал, что у нас еще хуже, чем на
самом деле оказалось, и он терпеливо преодолевал препятствие за
препятствием, зная, они есть везде, в любом обществе, не одно так другое. Он
не считал себя ни борцом, ни диссидентом, а преодоление препятствий было для
него естественным состоянием. Прочитав повесть неизвестного ему автора из
далекой Алма-Аты, он посчитал нужным и за меня побороться.
Хорош меня пригласил на премьеру, встретил в аэропорту с машиной,
поселил в центральной гостинице. Вместе мы посмотрели премьеру, выступили с
ним по ТВ, устроили ужин, поздравления были как в театре, настроение у всех
праздничное, приподнятое - прекрасные люди, я был счастлив с ними, спасибо
Судьбе! В главной роли была очень талантливая, милая актриса финка, она
никогда не снималась в кино, увидела себя впервые на экране и ужасно
расстроилась, всё не так!- и жесты, и лицо, я не знал, как ее успокоить,
чего вам еще надо, если автор - в восторге?! Были там хорошие отзывы в
газетах, реклама была, интервью с писателем из далекого Казахстана,- все как
полагается. И какая цепочка связи - в Алма-Ате напечатали, в Москве
раскритиковали, а в Петрозаводске восстановили справедливость. Историю с
задержкой рассказал мне сам Хорош, деликатно дал мне понять, я слишком
доверчив, и на родине не все поголовно мои доброжелатели.
Сюжет на этом не завершился, у меня, как правило, сериал. Когда
издательство "Жазушы" направило в Союз писателей свой план для утверждения,
то на заседании русской секции мою фамилию вычеркнули - он уезжает в
Петрозаводск, насовсем, зачем нам чужих печатать, если свои ждут очереди
годами? Вот почему, когда ретивые обвиняют Ленина, Сталина, партию, Берия и
прочих, мне хочется сказать одно - не они главные. Стань перед зеркалом и
посмотри, не зажмуриваясь, не отворачиваясь - ты и есть главный тиран,
стукач и палач. "Душе противны вы, как гробы, для вашей глупости и злобы
имели вы до сей поры бичи, темницы, топоры". Желтые души убеждают нас, будто
Пушкин это не про них писал, а всего лишь про одного Бенкендорфа.
Я не отвечал на кляузы, не бил морду - да и кому, они все невинные
агнцы. Мало того, я пытался их понять, оправдать - подлость их
стимулировалась сверху, соответствовала линии партии. Мне не дано было свыше
сил и средств отвечать подонкам. Я свободен от них, я не вижу их, пакостей
не замечаю^ а Jрни почему-то от меня зависят, следят за мной внимательно,
раздувают сплетни и слухи, и ждут-выжидают, ищут-выискивают возможности
сделать гадость. На худой конец караулят в коридоре, чтобы публично и
демонстративно с тобой не поздороваться.
В те дни я случайно встретил Олжаса, ехал он на своей бежевой "Волге",
притормозил и, не открывая дверцы, неприязненно так: "Ты что, совсем
уехал?" - "Куда?" - "В Петрозаводск". От него я не ожидал и вспылил: держишь
возле себя одних мерзавцев! "Извини, старик, не горячись, мне так сказали.
Да и не видно тебя, в Союзе ты совсем не появляешься". А он тогда был вторым
секретарем.
На другой год Хорош поставил у себя еще один спектакль по моей повести,
опять собрал лучших актеров и снова меня пригласил на премьеру, и снова мы
собрались все вместе - и какое это было счастье для меня! Какие там