"Иван Щеголихин. Желтое колесо (Повесть)" - читать интересную книгу автора

прочитать. Спасибо, что звонишь, без тебя я бы сидел во мраке незнания. Он
тоже дитя своего времени и не самое худшее. За что бы ни брался, все у него
получалось. Журналист, писатель, киносценарист, филателист, теперь вот ушел
в коммерческие структуры, наверняка и там не на последнем месте. Везде он
умело организовывал себе успех. Ни одной строки у него нет отвергнутой - всё
напечатано. Он и стихи писал. На всю его продукцию обязательно были отзывы в
газетах и все только положительные.
Таких, как он, появилась плеяда в 70-е годы,- молодых, образованных, ко
всему способных, знающих литературу, кино, музыку, что-то делающих во всех
этих сферах,- но без вдохновения, как-то по касательной, временно и как бы
себя сохраняя, не понятно для чего. Приходили - и уходили. Еще деталь.
Карасик меня читал, хотя в нашем кругу читать друг друга не было принято, он
же читал сразу и звонил с комментарием, докладывал про Розалию - и здесь для
меня загадка, зачем он это делал? Когда он был собкором центральной газеты,
из местных он чаще печатал именно Розалию Иванову, пресную, ску-ушную, но
всегда прогрессивную.
Через день, уже из "Простора",- якобы не двести, а даже триста строк,
им позвонили, полный разгром. Хорошо, ЦК нет, а то бы разогнали редакцию,
как бывало в прежние годы.
Где взять "Независимую"? В киосках нет, надо идти в публичку, а там
толпа студентов, без очереди не пустят. А что, если в КГБ обратиться - вот
сюжет. Не может быть, чтобы туда не стукнули и не послали копию. Пусть
помогут, докажут, что у них перестройка, новое мышление, гласность и
открытость. Обратишься, представишься и что скажешь? "На меня там полива,
будьте так любезны, дайте посмотреть". В Одессе якобы учредили в КГБ
коммерческий отдел, где за плату дают прочесть все кляузы на тебя. Звонят
домой, вежливо, ангельским голосом: можете за столько-то долларов, или марок
прочитать нечто такое, чего никогда в другом месте про себя не узнаете. Все
равно, что свист пуль над твоей головой и вой снарядов вокруг тебя.
Приходишь, встречают девицы в мини, с ослепительной улыбкой, уютная комната,
арабская мебель, ковры, цветы, рыбки в аквариуме, тихая музыка,- сидишь,
словно в раю и чита-аешь и наслажда-аешься произведениями человеческого ума
и сердца. А уж если писатель напишет, поэт, поэтесса!.. Радость от
гадостей - очень нашенская ментальность.
Я не стану читать доносы ни на себя, ни на других, даже если будут
платить по доллару за строку. Невыносима униженность человека - того, кто
пишет донос, а в его лице низость рода человеческого.
Что делали они сами, ушедшие ныне в громкие демократы, в разоблачители
стукачей? Вот эпизод. Уволили меня в очередной раз из редакции, сижу дома,
никуда не хожу, ни в журнал, ни в Союз писателей, и век бы туда не ходил,
если бы не Литфонд. Братья-казахи меня всегда выручали. Сидит человек без
зарплаты, без гонорара, кто ему поможет? Литфонд. Выписали мне сумму,
позвонили. Захожу в Дом писателей, сидит вахтер, возле него тумбочка, на ней
бумажка. Телеграмма. Присмотрелся - на мое имя. Сюжет или не сюжет? На
пустой поверхности одинокий клочок бумаги и касается меня, случайно
зашедшего. Телеграмма из Петрозаводска. Отправлена 12 дней тому назад.
Главный редактор Карельского телевидения просит моего разрешения на
инсценировку повести "Пятый угол". Если бы я не зашел, сколько бы дней
пролежала она невостребованной? Вся почта поступала в приемную первого
секретаря, там ее расписывали по адресатам, телеграмму отнесли в "Простор"