"Натан Борисович Щаранский. Не убоюсь зла" - читать интересную книгу автора

он был хозяином положения во время нашей беседы.
- Геройствуете? - говорит он зло и грубо. - Что ж, геройствуйте. Но
только запомните: героев мы из Лефортово живыми не выпускаем.
Он произносит эти слова чеканно и громко, чтобы они надолго запомнились
мне.
Я возвращаюсь в камеру возбужденный. Еще много дней я буду
анализировать нашу беседу, вспоминать каждую фразу Володина и свои ответы.
Я очень доволен собой: не уклонялся от разговора, спокойно выслушал
все угрозы, и они никак не повлияли на мое состояние, полностью
контролировал ход беседы, не позволил следователям поднимать интересовавшие
их темы и заставлял говорить о том, что сам хотел услышать. Словом, я,
кажемся, опять обрел прежнюю форму. "А значит, - самонадеянно говорю я
себе, - самое трудное позади". И, конечно же, ошибаюсь.
Интересно, что я, увлеченный беседой с Володиным, совсем забыл о
записке Слепаку, судьба которой меня так волновала еще несколько часов
назад. Но хорошо помню, что, засыпая, поймал себя на мысли: может, она
всетаки дошла?..

* * *

Вопреки недвусмысленным угрозам Володина, наша с ним беседа от третьего
мая заметно улучшила мое настроение. Я чувствовал, что вновь могу смотреть
на КГБ "со стороны", не подпуская их к себе. Необходимое условие для этого
- не воспринимать их уж очень серьезно, сохранять способность смеяться над
абсурдностью их поведения и претензией на абсолютную власть над умами людей
в этом мире.
Юмор и ирония давно стали моим оружием в удержании КГБ "на дистанции".
Ведь эта организация в действительности может быть прекрасной мишенью для
насмешек изза своего двусмысленного положения. КГБ в повседневной жизни
как бы не присутствует, должен постоянно скрывать или, во всяком случае,
преуменьшать свою роль. В то же время такие советские "столпы власти", как
милиция, суды, прокуратура, Верховный Совет - всего лишь фикции, чье
влияние при соприкосновении с КГБ существует лишь на бумаге. На уровне
"хвостов" это выражалось в том, что их приказу подчинялся милиционер любого
ранга, правил уличного движения для их машин просто не существовало, и в то
же время... они сами тоже вроде бы не существовали, что и создавало немало
комических ситуаций.
Еще одна причина для смеха - противоречие между "благородными" целями
КГБ и ничтожеством исполнителей.
Впервые я обнаружил освобождающий эффект насмешки над кагебешником
осенью семьдесят третьего года, когда застрял в сломавшемся лифте с двумя
своими "хвостами" - мужчиной и женщиной. Был выходной день, и даже
"уокитоки" моих спутников не помогли - прошло немало времени, прежде чем
появился монтер и починил лифт.
Я тогда еще не очень привык проводить время в обществе "хвостов", они
тоже пока не нашли со мной нужного тона, и некоторое время в лифте царило
напряженное молчание. Наконец я попытался разрядить ситуацию:
- Плохая у вас работа! Вместо того, чтобы сидеть, выпивать с друзьями
- висите в лифте...
Мужчина напряженно улыбнулся и, поколебавшись, перешел на одну из их