"Натан Борисович Щаранский. Не убоюсь зла" - читать интересную книгу автора

Инны - жены Виталия Рубина. Это письмо, адресованное мне: "Дорогой
Толя...", дальше - несколько теплых слов о Наташе, выражение надежды на
нашу с ней скорую встречу; Инна сообщает, что посылает мне одновременно с
этим письмом вырезку из какойто газеты - кажется, из "Маарива", - где
говорится обо мне. И все. Нет, еще постскриптум: вопросы, перечисленные на
обороте, хорошо бы передать на семинар Марка Азбеля ученымотказникам,
добивающимся выезда из СССР. Такая анкета может помочь им заранее подыскать
в Израиле работу по специальности.
Переворачиваю листок. Несколько вопросов, отпечатанных на машинке:
фамилия, имя, отчество, возраст. Образование - что и когда кончал. Какие
курсы повышения квалификации или переподготовки проходил. Когда и где
работал, чем занимался. Какие научные труды - статьи, книги - написал, где
они были опубликованы. Какими языками владеет. Какой областью науки хотел бы
заниматься и в какого рода работе обладает наибольшим опытом -
исследовательской, конструкторской или практической...
Вот, наконецто, началось главное! - примерно такой была моя первая,
разумеется, невысказанная реакция. С самого начала следствия, отвечая на
вопросы о встречах с западными корреспондентами и политиками, о документах
еврейского движения и Хельсинкской группы, о демонстрациях и
прессконференциях, я продолжал в слепой наивности убеждать себя: нет, вся
эта открытая деятельность не может стать основанием для обвинения в измене
Родине. КГБ лишь отвлекает мое внимание от главного обвинения, которое
фабрикуется в большой тайне и скорее всего будет основано на какойто липе.
Я помнил наиболее зловещую инсинуацию в "Известиях": Лернер, мол,
получил через Рубина задание от ЦРУ собрать информацию о секретных
предприятиях в СССР и поручил это выполнить мне. "Как они собираются
доказывать подобную чушь?" - недоумевали мы все после появления статьи. Тот
же вопрос я задавал себе в Лефортово практически каждый день. Сейчас передо
мной лежал невинный листок, который - я сразу это понял - мог оказаться
верхушкой айсберга, синтезированного в недрах КГБ. Вопросник Инны выглядел
вполне безобидно. Приехав в Израиль, я проверил: да, это вопросы стандартной
анкеты, которую заполняют в Министерстве абсорбции новые репатрианты, ищущие
работу.
Адресованное мне письмо было, безусловно, написано Инной - я хорошо
знал ее почерк, - однако я видел его впервые. Может, они нашли его среди
моих бумаг? Я, наверное, получил с оказией очередную порцию писем,
торопился, сунул его куданибудь в стол, да так и забыл прочесть.
Сомнительно, конечно, но...
Что им ответить? Что это - фальшивка? А если письмо подлинное, тогда я
только помогу им продемонстрировать, что в нашей деятельности есть что
скрывать. Сказать, что я его получил и прекрасно помню? Но кто знает, что за
сюрпризы готовят они в связи с этим вполне невинным посланием?
- Где оно было найдено? - спрашиваю я у Черныша.
- Узнаете со временем.
- Но вы до сих пор не предъявили мне список изъятых у меня на
квартире вещей и документов. И, между прочим, по закону обязаны были
проводить обыск в моем присутствии, - тяну я время, пытаясь заставить его
проговориться: было ли письмо Инны среди моих вещей. Не из этого, конечно,
ничего не выходит.
- Не волнуйтесь, Анатолий Борисович, сейчас составляется опись всего