"Натан Борисович Щаранский. Не убоюсь зла" - читать интересную книгу автора

движения за репатриацию в Израиль. Его квартира была постоянно полна людей,
приезжавших к нему со всех концов страны. Саша искренне интересовался
судьбой каждого, кто подал заявление в ОВИР и вступил в отчаянную борьбу с
тупой и жестокой бюрократической машиной. Он составлял списки, в которых, в
частности, указывал, по какой причине человеку отказано в выезде, нуждается
ли семья в материальной помощи - и так по всем городам СССР. Именно в его
квартире я впервые встретился с несколькими иностранными корреспондентами,
аккредитованными в Москве, и постепенно, незаметно для самого себя, стал
"споуксменом". Сейчас Саша Лунц был уже в Израиле.
После отъезда Саши его работу по сбору информации об отказниках взяла
на себя Дина Бейлина. Она встречалась с людьми в любое время суток, давала
им советы, помогала составлять письма и заявления. Дина была требовательной
к себе и другим; к своей работе она всегда относилась самым серьезным
образом и частенько сердилась на меня, легкомысленного и несобранного:
почему не помог такойто? Почему пропустил встречу с такимто? Все, что
происходило вокруг, она принимала близко к сердцу. Мы, бывало, крепко
цапались и даже ссорились, но назавтра вновь вместе выходили на борьбу с
властями. Я всегда знал, что на Дину можно положиться.
Иду Нудель мы прозвали "матерью узников Сиона". Она знала все: в какой
тюрьме сидит каждый из них и в каких условиях, когда у ребят дни рождения,
разрешают ли им свидания с семьей, сколько времени осталось провести в
карцере "нарушителю внутреннего распорядка". Ида была в постоянном контакте
с заключенными и их родными, вела обширную переписку с нашими друзьями за
рубежом, бомбардировала своими протестами и заявлениями советские
организации - короче, делала все, чтобы перекинуть мост через пропасть,
отделявшую ГУЛАГ от воли.
Володя Слепак был одним из ветеранов движения, знаменитым на Западе.
Квартира его постоянно кишела гостями изза рубежа. С утра до вечера беседуя
со всей этой пестрой публикой, Борода проявлял поистине безграничное
терпение - казалось, он может просидеть так двадцать четыре часа подряд,
попыхивая своей неизменной трубкой и давая выговориться гостям. "Да ведь он
же дремлет во время встреч!" - утверждали те, кто завидовал его
известности. "Это его дело", - отвечал я им. У нас хватало талантливых
ораторов и гениальных составителей заявлений протеста, а таких, как Борода,
- борцов с КГБ, несокрушимых как скала - были единицы. Даже милиционеры и
тайные агенты, должно быть, ощущали его внутреннюю силу, ибо относились к
нему с осторожной почтительностью.
Александр Яковлевич Лернер - крупный ученыйкибернетик, один из самых
известных деятелей науки, обратившихся в ОВИР, - организовал семинар по
прикладной математике для ученыхотказников, в котором участвовал и я. Его
советы по поводу стратегии и тактики нашей борьбы были для меня неоценимы.
Мнение Александра Яковлевича было мнением человека, знающего советскую
систему изнутри, и я всегда принимал его в расчет - даже если придерживался
другой точки зрения. А когда у меня выпадало свободное время между двумя
встречами, я всегда старался заскочить к Лернерам еще и потому, что Юдифь
Абрамовна, жена профессора, изумительно готовила.
Любил я бывать и у Виталия и Инны Рубиных. Виталий был известным
специалистом по древнекитайской философии, и запрет властей, наложенный на
выезд его из страны, вызвал волну гневных протестов среди ученых Запада.
Получив отказ, Виталий основал семинар по изучению Израиля и еврейской