"Натан Борисович Щаранский. Не убоюсь зла" - читать интересную книгу автора - Пыталась учить самостоятельно, - ответила она, - но совсем не
продвигаюсь... - На каком ты уровне? - А ты? - спросила она, уклонившись от прямого ответа. - Я знаю около тысячи слов. - И я в точности на том же уровне, - не задумываясь сказала Наташа. - Присоединяйся к нашему классу, - предложил я. Прошло совсем немного времени, и я обнаружил, что она преувеличивает объем своих знаний раз в двадцать; мне стало ясно, что Наташа присоединилась к нашей группе только для того, чтобы быть рядом со мной. Я, конечно, был на седьмом небе от счастья, но старался не показывать этого из педагогических соображений. Поначалу мы с ней встречались только на уроках да у синагоги. Я мог бы попытаться ускорить развитие событий, но не хотел искушать судьбу. С первого же дня знакомства я почувствовал, что наши души - половинки одного целого, и им суждено объединиться. Наташа была для меня знаком, поданным с Небес и свидетельствовавшим о том, что я избрал верный путь, - потому что никогда не встретил бы я ее в своей прошлой жизни: для нее там попросту не было места. Тринадцатого ноября семьдесят третьего года, ровно через месяц после первой встречи, Наташа перевезла свои вещи в маленькую комнатушку, которую я снимал. Эти дни были самыми счастливыми в моей жизни. У меня оказалось сразу столько всего: любовь, друзья, цель, ради которой стоило сражаться; единственное, чего мне не хватало, - разрешения на выезд в Израиль. прошлое от настоящего, фантазию - от реальности. Я вместе с Авиталью и Мишей летел из Швейцарии в НьюЙорк, присутствовал на их встрече с Джерри Стерном - американским евреем, с которым познакомился вскоре после отъезда Авитали, - первым в длинном списке евреев свободного мира, боровшихся за то, чтобы меня выпустили в Израиль. Я был с ними в Вашингтоне, где Джерри устроил Авитали и Мише встречи с Джавитсом, Хемфри, Драйненом и другими сенаторами и конгрессменами, посещавшими нас во время своих визитов в Москву. Я беседовал со знакомыми дипломатами и корреспондентами, которым наша деятельность была известна не понаслышке, - мы вспоминали основные события прошедших лет. Воспоминания уносили меня в Москву, в прошлое, к моим последним интервью и аресту. Но возвращаясь в камеру после таких "побегов", я больше не чувствовал себя одиноким: мои друзья были со мной. "В конце концов, что изменилось? - говорил я себе, - Тебя переместили на несколько километров от твоего дома, но жизнь продолжается. Твои друзья и близкие в Иерусалиме, НьюЙорке, Лондоне и Москве продолжают бороться вместе с тобой. Ты прожил несколько лет свободным человеком, и только от тебя зависит, сумеешь ли ты сохранить свою свободу здесь, в тюрьме". Теперь я мог вернуться в свой мир в любое время - и постоянно так поступал на протяжении всех лет заключения. Часто вспоминал я своих друзей среди активистов алии. Както сложилось, что самыми близкими мне стали несколько человек, составившие так называемую группу "политиков". Саша Лунц, пятидесятилетний математик, - один из руководителей |
|
|