"Натан Борисович Щаранский. Не убоюсь зла" - читать интересную книгу автора

предупреждение тем, кто, возможно, идет навстречу: веду заключенного. Мы не
должны встречаться, не должны разговаривать, не должны видеть друг друга.
Если же вдруг из другого конца коридора раздается такой же сигнал, тебя
заводят в специальную нишу, тесную, как шкаф, и запирают там, а когда ниши
поблизости нет, начинается сложная операция по "разводу" заключенных.
На допрос я каждый раз иду, стараясь скрыть волнение, в постоянном
ожидании какогото странного сюрприза, неизвестного мне документа или
неожиданного показания близкого человека - когда, наконец, станет ясно,
почему они решились обвинить меня в измене. Но вместо сенсаций - все те же
общие вопросы и долгие рассуждения о безнадежности моего положения, о том,
что КГБ не шутит, о том, что впереди меня ждет "рассстрел"...
Возвращаешься в камеру. Щелканье пальцев, стук ключей. Усталость.
Пытаешься вспомнить свои ответы: все ли было правильно, все ли шло в
соответствии с твоим "деревом целей и средств", - но невольно
соскальзываешь на другое: что стоит за их вопросами, серьезны ли угрозы...
Однажды следователь приносит выписки из законов западных государств, в
том числе и США, об ответственности за измену и подрывную деятельность.
- Видите, действия, направленные против собственной страны,
преследуются везде, так что напрасно вы киваете на Запад. У них законы еще
суровей наших.
Я читаю. То ли от усталости, то ли по причине юридической
безграмотности, но я действительно с первого раза не вижу различия в
формулировках и говорю ему:
- Я плохо понимаю всю эту казуистику, но мне известны факты. Если бы
на Западе были такие же статьи, как, скажем, ваша семидесятая, то
коммунистические партии там давно бы запретили бы, а их членов пересажали.
Немного подумав, Черныш отвечает:
- Конечно, по их законам так и должно быть. Но капиталисты боятся
гнева своих народов, а потому терпят коммунистов.
Этот идиотский ответ - мне приходилось слышать такое еще в детском
садике, когда был жив "отец народов", - еще раз говорит о том, с какими
примитивными людьми я имею дело. Мне остается только презрительно
улыбнуться и промолчать.
Но в целом - я в глухой защите, психологически подавлен и мечтаю лишь
об одном: чтобы допрос поскорее кончился и меня увели в камеру.
А там сосед взволнованно рассказывает о своем деле, участливо
расспрашивает тебя, охает, сочувствует, вспоминает какието истории, из
которых вывод всегда один: главное - чтобы лоб зеленкой не смазали. Там -
"рассстрел", здесь - зеленка... Хочется ничего не слышать, ничего не
видеть.
Часто мне это удается. Я ложусь на нары, укрываюсь пальто,
поворачиваюсь к стене и засыпаю. В дни, когда меня не вызывают, я сплю
почти круглые сутки - с перерывами на еду и прогулку. Когда же меня берут
на допросы - сплю после них и даже в перерыве: меня, если допрос
затягивается, возвращают в камеру часа на полтора, и я, пообедав, ухитряюсь
минут сорок поспать. После этого возвращаюсь на допрос полусонный, с трудом
подавляя зевоту. Следователь не верит, думает - притворяюсь, изображаю
равнодушие.
Никогда в жизни я так много не спал, как в эти первые три недели после
ареста, - в среднем, наверное, не меньше пятнадцати часов в сутки.