"Михаил Валерьевич Савеличев. Червь времени (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

решеткой забора, словно составленного из целого арсенала железных зеленых
копий с белыми наконечниками, скрепленными широкими полосами по низу и
верху, да еще узкими перекрещенными железками, что очень облегчало уход из
городка не через КПП, а прямо через забор, или сквозь гостеприимно
разогнутые древки, возвышались все те же черные, голые и мокрые деревья, а
между ними шли остатки бывшей здесь когда-то дороги, от которой остались
редкие островки брусчатки. Некоторые малыши любили здесь бродить под самыми
окнами казармы, где в хламе из нее выбрасываемом всегда можно было найти
интересные и полезные вещи, как то - целые патроны и просто гильзы, бляхи от
ремней, сломанные значки спортивной и мастерской классности, обрывки
рисунков из дембельских альбомов, увеличительные стекла и магниты от
каких-то раскуроченных приборов, и еще множество всяческого барахла,
обладающего для детей ценностью гораздо большей, чем купленные в магазине
игрушки.
Как-то Слава ради смеха поинтересовался у очень серьезного и очень
толстого приятеля сестренки по имени Миша и без всякого соответствующего
прозвища (которые опять же, как не удивительно, в данной точке
пространственно-временного континуума были не в ходу ни у школьников, ни у
малышей, разве что кудрявого Ильку Грабаря за глаза и для краткости называли
Пушкиным), зачем им нужно все эти вещи, на что тот, побренчав оттопыренными
карманами синенького анарака, чуть ли не лопающегося у него на брюхе, отчего
малыш очень забавно напоминал Винни-пуха, важно ответил, польщенный
вниманием взрослого к его малолетней персоне, что он не любит когда у него
пустые карманы. Славу ответ полностью удовлетворил и он даже презентовал
парнишке случайно найденную в подсобке спортзала толстенькую пачку наклеек
от пивных бутылок.
Запах на задворках казармы стоял тоже специфический - дух формалина,
бинтов, йода и прочей антисептики, выливающийся широким потоком из
проветриваемых помещений медсанчасти, где Слава был частым гостем.
Больничный фимиам не перебивался никакими ароматами осени, вымокших деревьев
и земли, свежестью дождя и не рассеивался разгулявшимся ветром. Сквозь ветви
лип светились многочисленные окна, лишенные занавесок, и поэтому можно было
разглядеть двухярусные солдатские кровати, столы и шкафы канцелярий, да
украдкой курящих у раскрытых форточек дежурных.
Морщась от не очень приятных воспоминаний, навеянных медсанчастью,
Слава ускорил бег, прижал подбородок к груди, чтобы дождь не заливал глаза,
перепрыгивал через многочисленные осколки луж, так что заныли икроножные
мышцы, напоследок, в самом конце аллеи, перед таким же краснокирпичным
зданием штаба части, он подпрыгнул, ухватился за мокрую ветку, опрокинув на
себя водопад дождя, и выбежал на пятачок перед КПП, собственно, так всеми в
городке и называемый - "пятачок". Дальше путь лежал по асфальту между
солдатской столовой и складом, между чайной с двухскатной красной черепичной
крышей, круглым слуховым окном и невообразимой датой 1913, выбитой над ним в
барочной рамке, а также огражденным сетчатым забором учебным караульным
городком, где высились игрушечные вышки, ангары, склады, вились аккуратные
заасфальтированные дорожки. За чайной можно было срезать путь, пробежавшись
по хорошо утоптанной тропинке через детскую площадку, чьи границы были
выложены не высоким, но широким бетонным паребриком, однако Слава решил
уважить тщетный труд тех, кто хотел заставить народ ходить более длинным
путем, периодически перекапывая тропку, и направился вдоль периметра