"Михаил Валерьевич Савеличев. Червь времени (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

ноги.
Улыбаясь забавным воспоминаниям, Слава постоял в проеме, ведущем в
крабовое логово, потирая руки и хлюпая носом, ему тут же пришла мысль о
теплом лете, беспечных днях, в роли дриады представилась Марина, лежащая
обнаженной на поляне, прорезанной мозаикой света и тени от медитативно
качающейся листвы, вспомнились вязкая, ленивая пустота и тишина сиесты,
мороженое со взбитыми сливками, велосипеды и книги. Сильный порыв ветра смыл
задумчивость пригоршней холодных капель на шею, Слава рассмеялся, сам себе
погрозил пальцем и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Лестница
была деревянной, слегка поскрипывающей, но очень милой и родной. Он подумал,
что наверняка у некоторых вещей есть способность существовать вне времени и
пространства, в виде безобидной чистой идеи, принимая образ чего-то
банального, обыденного, просто и естественно встраивающегося в любую, сколь
угодно сложную картинку бытия. Взять хотя бы эту самую лестницу - четыре
пролета, давно не крашенные коричневые ступеньки, посредине протертые до
грубого волокнистого дерева, неуклюжие деревянные перила, теплые на ощупь в
любую погоду и время года. Сколько всего на ней происходило - по ней
спускались и поднимались, с нее падали и ее красили, резали перочинными
ножичками, устраивали из коробок прибежище для бездомных котят, втаскивали и
вытаскивали мебель, рассыпали сумки со снедью и взламывали захлопнувшиеся
двери топором, целовались, чистили сапоги, курили, ругались, занимались
любовью и дрались.
Не стоит выводить из этого перечисления глубокобессмысленные обобщения,
вроде - жизнь есть лестница, фальшивые прозрения, наподобие - жизнь не идет,
просто мы поднимаемся и спускаемся по лестнице, лицемерные афоризмы, как
то - вверх по лестнице, ведущей вниз. Речь не о том. Просто данная
конкретная лестница попадалась Славе несколько раз на протяжении всей его
долгой жизни. Они не были просто похожими, его не обманывала память - это
были одна и та же вещь, уникальная и неповторимая - здесь, в Германии, там,
в Союзе, и еще дальше - у озера. Он отмечал сей факт без особого удивления,
без рефлексии, почти походя, тут же заметая восторг узнавания грязной
шелухой одолевающих проблем. Что-то мы все-таки очень здорово не понимаем в
мире, не замечаем, а если и замечаем, то сразу же забываем удручающие
несвязки, помарки, дыры, в конце концов, в окружающей реальности.
"Расслоение" предметов, непонятные трамвайные маршруты, никак не
вписывающиеся в трехмерную логику, случайные люди, спрашивающие сколько
сейчас времени и вполне уверенные, что находятся сейчас в совсем другом
городе и в другом году, городские карты, вопиюще противоречащие
действительному положению вещей. Мы готовы скидывать это все на обманчивую
память, на ошибки топографов и не полную вменяемость случайного собеседника.
Мы воспринимаем мир искаженно, верим глазам и здравому смыслу, забывая об
огроменном слепом пятне, где и резвятся наши рациональность, здравый смысл и
убогие "общепринятые" теории.
Слава остановился перед такой родной и знакомой дверью с крохотным
глазком, окрашенной масляной краской в голубой цвет и криво нарисованным
красным номером "47", непонятно откуда взятым, так как по всем расчетам
здесь должен был красоваться номер "12", ну, в крайнем случае, - "13". Еще
одна загадка мироздания, на которую не обещали давать ответ. Звонить он не
стал, хотя все наверняка уже встали, открыл дверь своим ключом, висевшим у
него на шее вместе с секундомером, и окунулся в уют натопленной квартиры и