"Михаил Валерьевич Савеличев. Иероглиф (Повесть: Хоррор)" - читать интересную книгу автора

которых любили селиться пастыри мира сего, и постучаться в бронированную дверь,
отделанную железным деревом, не раз и не два облитую какой-то кислотой,
оставившей на резных панелях большие черные пятна, издающие резкий, неприятный
запах. Его не удивило благополучие Нуждающегося. Нужда приходит не от недостатка
благ материальных, а от скудости благ духовных. Простого семейного покоя,
например.
Охраны не было и так тоже всегда случалось в подобных случаях - то забудут
вовремя заступить на дежурство, то пописать отлучаться, то улицы перепутают.
Перед домом стояло несколько машин - все изрядно потрепанные, с разбитыми
ветровыми стеклами, указывающими на то, что их либо неоднократно угоняли, либо
хозяева попались рассеянные и постоянно забывали ключи внутри салона. Лавок
перед единственным подъездом уже не было - кто-то удачно заложил под них
противопехотные мины, и искореженные, с торчащей ржавой арматурой бетонные
плиты, изображавшие при жизни места для старушечьих посиделок, теперь вполне
вписывались в окружающий ландшафт, дополняя изуродованный противотанковыми ежами
фонтан.
Он медленно обошел вокруг фонтана, прислушиваясь к собственным ощущениям и
поглаживая ладонью шероховатую ржавчину ежей, затем, повинуясь внутреннему
толчку, быстро засеменил к дому, пробежал мимо останков скамеек, опасливо на них
покосившись, ожидая увидеть следы свежей крови, неловко зацепился за
подвернувшуюся железку, оставив на ней здоровенный клок плаща, вбежал в дом,
перепрыгивая через ступеньки, и, боясь опоздать, стал стучать кулаком в знакомую
дверь.
Тишина.
Сердце билось быстро, неритмично, делая подозрительные паузы и всхлипы,
отчего в голове становилось непривычно горячо, капли пота, частой сеткой
покрывшие лицо, приобрели такую вязкость, что не стекали вниз и казались
приклеенными к коже, руки неимоверно тряслись, а в глазах стояла полная тьма.
Ему казалось, что он очень громко кричит, кричит с такой силой, что болит
горло, а на висках лопаются жилы, но на самом деле изо рта не вырывалось ничего,
кроме хриплого, неспокойного, но все же тихого дыхания.
Пожалуй, это было наиболее трудное и наименее приятное в его работе. После
того, когда наконец-то открывали дверь, его мучила сильная жажда, и не
оставалось ничего иного, как бесцеремонно отодвинуть Нуждавшегося в сторону,
виновато глянув ему в глаза, пробежать на кухню или в ванну, и, припав к
отвратительно воняющему крану, пить из него, захлебываясь, давясь и кашляя до
рвоты, отвратительную на вкус воду.
Здесь кран открывать не пришлось - вода обильно лилась в переполненную
горячую ванну, а из нее прямо на выложенный переливающимися плитками пол. Вкус и
цвет у воды были странными - розовый оттенок и сильнейший привкус железа.
Уставившись после утоления жажды на эту жутковатую субстанцию, он долго не мог
понять - что случилось. Когда же вся простота ситуации все-таки дошла до его
самодовольного, развращенного постоянными удачами умишка, он осознал, - кажется
во второй раз в жизни Помощь запоздала.
Не поднимаясь с колен, он со все возрастающим страхом оглянулся и увидел, что
женщина стоит в дверях и неподвижными, полумертвыми глазами смотрит на него.
Вылезая из ванны, она надела халат, который, однако, не удосужилась запахнуть, и
он с жалостью увидел ее изможденное, покрытое шрамами и ожогами тело,
изуродованные цветной татуировкой тощие груди и скованные короткой стальной
цепочкой ноги. Халат был ей велик, и рукава свисали гораздо ниже кистей, скрывая