"Михаил Валерьевич Савеличев. Меланхолия " - читать интересную книгу автора

старик. - Настоящая леди.
Я прячу руку в карман и чувствую блаженное тепло мягкой ткани подклада.
Подцепит она нас или не подцепит, но в утомительном стоянии с протянутой рукой
на манер железнодорожного шлагбаума наступил перерыв. Возможно, это и леди,
старику виднее с его опытом мустанговодства, но мне ничего особенно
примечательного в глаза не бросается. Платок, темные очки и пальцы с черными,
лакированными ногтями. Она даже не смотрит на меня, потому что я не чувствую
обычно неутного и липкого касания. Пальцы слегка шевелятся, но не от нетерпения,
а вернее от того же облегчения после долгой и надоедливой работы. Бледное лицо
остается спокойным и не гримасничает. Очень достойная леди, как сказал бы
старик.
- Очень достойная леди, - подтверждает старик.
- Ты же сказал, что она нас не возьмет? - встревает маленький паршивец, хотя
по всем правилам ему полагается заткнуться.
- Тише, - цедит старик. Он даже притушил "вонючку".
Дверь "мустанга" (Special Vehicle Team, ограниченная серия, силовой агрегат
V-8 объемом 4,6 литра, мощностью 390 лошадиных сил, стальная рама с подвеской
IRS и 55 к 45 развесовкой по осям, разгон до 100 километров за 5,5 секунд)
открывается, под поток холодного ветра подставляются ноги в черных чулках и
черных туфлях на высоких каблуках, знакомая уже рука перехватывает верх стекла и
мне видится легкий пар выпархивающей из-под пальцев дождевой мороси. Щелкает
металлическая застежка и над дамочкой раскрывается опять же черное,
водонепроницаемое чудо - большой зонт, отрезающей ее от безоблачного неба.
Дверца захлопывается резким движением, но автоматика не позволяет металлическим
поверхностям состоятельности и вычурного достоинства соприкоснуться с шумом
банального холодильника - машина запечатывается тихо и надежно.
- А-ап, - старик защелкивает пасть. Пасть паршивца надежно закрыта костистой
ладонью с прокуренными пальцами.
Дамочка пока не поворачивается в мою сторону и разглядывает лес сквозь очки.
Ветер шевелит коротенький лакированный плащик, открывая еще более коротенькое
платье из разряда тех, которые обзывают маленькими - обтягивающее чудо, едва
прикрывающее ажурные резинки чулок. Но во всем этом скульптурном изваянии не
чуется ни капли вульгарности или соблазнения. В таком одеянии вполне пристойно
явиться и на свадьбу, и на похороны, и на урок.
Откуда-то извлекается черная сигарета с серебряным фильтром, сверкает
зажигалка и ненакрашенные губы выпускают меланхоличный дымок.
- Подвезти, - кивает она в сторону распластанного "мастодонта". Именно так -
без вопроса, в утвердительной форме. Готов поклясться, что там было пара ноток
сочувствия. Уроды терпеливо молчат, а я складываю по возможности вежливую фразу
о том, что да, неплохо бы, конечно же... Почему-то словесный конструктор
выбрасывает таких косноязычных уродцев, что мне стыдно их произносить.
- Как вас так угораздило? - не дожидается она моего ответа. Может быть, она
его и не ждала. Снова кивает на "мастодонта". Я впадаю в ступор. Неприятное
чувство черной бездны, отрезавшей последние несколько часов. Старик и паршивец
обязательно что-нибудь подсказали бы, но им положено теперь молчать. Дамочка -
не крючколов какой-нибудь, старик сам это признал. Несмотря на его профессию и
значок почетного оператора, в нем еще живет странное уважение к подобным
созданиям. Он чует, где у него нет шансов.
Пауза становится утомительной и я эхом отзываюсь:
- Угораздило.