"Жан-Поль Сартр. Размышления о еврейском вопросе" - читать интересную книгу автора

Эта ситуация рождает новый парадокс: неаутентичный еврей, стремясь
затеряться в толпе христиан, в то же время остается жестко привязанным к
еврейской среде.
Куда бы ни проникал еврей, убегая от еврейской действительности, он
чувствует, что его встречают как еврея и в каждое мгновение воспринимают
только в этом качестве. Его жизнь среди христиан - далеко не отдых, она не
дает ему той анонимности, которой он ищет, напротив, он находится в
постоянном напряжении и в своем бегстве к человеку повсюду несет с собой
образ, который его преследует. Вот это и рождает солидарность всех евреев:
не поступки и не интересы, а ситуация. Сильней двухтысячелетних страданий их
объединяет нынешняя враждебность христианского окружения. Им нет смысла
утверждать, что лишь чистая случайность приводит их в одни и те же кварталы,
дома, предприятия, - между ними есть сильная и сложная связь, которая
заслуживает того, чтобы ее описать. В самом деле, еврей может употребить
слово "мы" только разговаривая с евреем. И у всех (по крайней мере,
неаутентичных) евреев появляется общий соблазн поверить "народному" мнению,
что они "не такие люди, как другие", - и общая же, слепая и отчаянная
решимость бежать от этого соблазна. Но когда они встречаются друг с другом в
семейственной, домашней обстановке, оказывается, что устранение наблюдающих
неевреев одновременно устраняет и еврейскую действительность. Само собой,
тому христианину, которому случится попасть в такое общество, собравшиеся
покажутся более чем когда-либо похожими на евреев - потому, что они
раскрепощаются. Но это раскрепощение вовсе не означает, что они с
наслаждением дают волю своей "еврейской натуре", как их в этом обвиняют, -
наоборот, они о ней забывают. В самом деле, когда еврей находится в обществе
евреев, он для них, а значит, и для самого себя - просто человек и ничего
больше. Доказательством, если оно нужно, может служить то, что очень часто
члены одной семьи не замечают характерных этнических черт у своих родных
(характерными этническими чертами мы называем здесь наследственные
биологические особенности, принятые нами в качестве бесспорно существующих).
Я был знаком с одной дамой, еврейкой, сын которой в 1934 году вынужден был
по каким-то делам ездить в нацистскую Германию. У сына была типичная
внешность французского израэлита: горбатый нос, оттопыренные уши и т. д., но
когда во время одной из таких поездок кто-то выразил тревогу за его судьбу,
мать ответила: "О, я совершенно спокойна, он абсолютно не похож на еврея".
Однако, в силу самой диалектики еврейской неаутентичности, это
строительство внутреннего убежища, эти попытки утвердить нечто имманентно
еврейское, чтобы еврей перестал быть этническим символом и растворился в
некой коллективной субъективности, а христианин перестал играть роль
глазка, - все эти хитроумные способы бегства сводятся на нет универсальным и
постоянным присутствием нееврея. Даже в самом тесном своем кругу евреи могли
бы сказать о нем то же, что Сен-Жон Перс сказал о солнце: "Его не
представили, но оно - здесь, среди нас". Они знают, что даже естественное
желание ходить друг к другу в гости в глазах христиан обличает в них евреев.
И всякий раз, когда они появляются в обществе, их единоверческая
солидарность метит их словно каленым железом. Еврей, встретивший другого
еврея в собрании христиан, несколько напоминает француза, встретившего за
границей соотечественника. Но француз любит показать всем окружающим, что он
француз. Напротив, еврей, оказавшись единственным израэлитом в нееврейской
компании, постарается не чувствовать себя евреем. Но если еще один еврей