"Жан-Поль Сартр. Размышления о еврейском вопросе" - читать интересную книгу автора

или по крайней мере, их детям. Однако никто пока не спешит что-нибудь для
этого сделать. Они все в том же взвешенном состоянии, по-прежнему
"беспочвенны" и не уверены ни в чем. Как же может не возникнуть у них мысль
вернуться в Израиль, чтобы обрести там сообщество и прошлое, которые
компенсируют им то, в чем им отказано здесь. Сообщество евреев, построенное
не на основе общности происхождения, территории, религии - по крайней мере в
современной Франции - или материального интереса, а на основе идентичности
ситуации, могло бы обеспечить им поистине духовную связь, которую питали бы
культура, привязанность и взаимопомощь. Но их. враги немедленно заявят, что
общность эта чисто этническая, да и сами они, слишком несвободные для того,
чтобы самоопределиться, быть может, употребят слово "раса". И этим мгновенно
поддержат антисемитов: "Во, слыхали? - есть такая еврейская раса, сами это
признают, и потом, они же везде объединяются!" И действительно, если евреи
захотят обрести в своем сообществе основания для законной гордости, то,
поскольку они не могут гордиться ни специфически еврейским коллективным
трудом, ни собственно израильской цивилизацией, ни какой-то мистической
общностью, то они в конце концов неизбежно должны прийти к восхвалению
расовых качеств. Таким образом, антисемит выигрывает во всех вариантах.
Одним словом, от еврея, втиснувшегося во французское общество, требуют,
чтобы он существовал изолированно. Если он с этим не соглашается, его
оскорбляют. Но даже если он подчиняется, в общество его все равно не
принимают, его терпят. И, не скрывая предубеждения, при всяком удобном
случае напоминают, что он еще должен себя зарекомендовать. В случае войны
или восстания от "настоящих" французов никаких рекомендаций не требуется,
они должны просто исполнить свой воинский или гражданский долг. К евреям
отношение иное, и они могут не сомневаться, что будет сурово подсчитано,
сколько именно их было в армии. Вот так каждый из них вдруг обнаруживает
свою солидарность с единоверцами. И даже если он давно уже вышел из
призывного возраста, он - ясно или смутно - почувствует, что ему надо идти,
потому что везде уже кричат, что евреи отсиживаются. Так ведь, говорят, есть
основания. Да нет их; Штекель в своем исследовании комплекса иудея - к этой
работе мы еще вернемся - даже приводит такую фразу (это говорит еврейка):
"Христиане обычно кричат, что евреи всегда увиливают, как только могут,
поэтому мой муж и хотел идти именно добровольцем." А ведь речь здесь о
начале войны 1914 года в Австрии, которая до этого последний раз воевала в
1866 году, причем имела профессиональную армию. Та репутация, которую
создали евреям в Австрии - да и во Франции тоже - была непосредственным,
примитивным следствием предубеждения против еврея. Во время международного
кризиса 1938 года, закончившегося Мюнхеном, французское правительство
призвало лишь отдельные категории резервистов; большая часть людей,
способных носить оружие, еще не была мобилизована, и однако в витрину
магазина одного из моих друзей, еврея-коммерсанта из Бельвиля, уже летели
камни: еще бы - уклоняется от мобилизации. Таким образом, еврей, чтобы его
не трогали, должен идти под пули раньше других, и если не станет хлеба, он
должен больше других голодать, и какое бы несчастье ни обрушилось на страну,
он должен пострадать сильнее всех. Эта постоянная обязанность доказывать,
что он тоже француз, создает для еврея ситуацию виновности: если он при
любых обстоятельствах не сделает больше других - и намного больше других, -
он виновен, он - грязный еврей. Перефразируя Бомарше, можно сказать: если
судить по тем качествам, которых требуют от еврея, чтобы признать его