"Жан-Поль Сартр. Размышления о еврейском вопросе" - читать интересную книгу автора

лучше объяснит вам Стендаля, прославившийся безграмотностью писатель-ариец
Шуке или еврей Леон Блюм? Но нам сейчас важно не то, что это заблуждение, а
то, что это заблуждение коллективное. И еврей должен сам себя допрашивать и
выносить приговор: правда это или ложь; мало того, он же должен доказывать
свою невиновность, а доказательства, которые он представляет, всегда
единодушно отвергаются. Он может сколь угодно далеко продвинуться в познании
произведения, традиции, эпохи, стиля, но истинная ценность рассматриваемого
объекта, ценность, доступная лишь французским французам, - это как раз то,
что находится "за всем этим", это то, чего не выразить словами. Напрасно он
будет демонстрировать свою культуру, свои работы: это все еврейская
культура - и работы еврейские: как раз в том и виден еврей, что он даже не
подозревает о таких вещах, которые всякий должен понимать. Таким образом,
его стараются убедить в том, что истинную суть вещей он не ухватывает;
вокруг него напускается некий неосязаемый туман, который и есть истинная
Франция со своими истинными ценностями, своим истинным тактом, своей
истинной моралью - но он к ней никакого отношения не имеет. Точно так же, он
может приобретать какие угодно блага, хоть земли, хоть замки - если сумеет,
но в тот самый миг, когда он станет их законным владельцем, значение этих
владений неуловимо изменится. Только француз, сын француза, сын или внук
крестьянина способен по-настоящему владеть. Чтобы владеть хижиной в деревне,
недостаточно купить ее за свои кровные, - надо еще знать всех соседей, их
родителей и дедов, знать, что выращивают в округе и какие дубы и буки растут
в окрестном лесу, надо уметь пахать, охотиться, удить рыбу и надо в детстве
вырезать свои инициалы на дереве и найти их, увеличившиеся, в зрелости.
Можно быть уверенным, что еврею таких условий не выполнить. Может, правда,
случиться, что и французу тоже, но существуют же официальные привилегии...
Как существуют еврейский и французский способы добавлять воду в молоко.
Таким образом, даже живя внутри сообщества, еврей остается непринятым,
чужим, затесавшимся. Он и все может иметь, и в то же время, ничем не
владеет, потому что владения, говорят ему, не приобретаются. Все, чего он
касается, все, что он покупает, обесценивается в его руках; истинные,
земляные блага - всегда те, которых у него нет. А ведь он отлично знает, что
не меньше других вносит в построение светлого будущего того сообщества,
которое его отталкивает. Но если уж у него не отнять будущего, так ему, по
крайней мере, откажут в прошлом. И нужно, кстати, признать, что, вглядываясь
в прошлое, он не разглядит представителей своей расы: не было во Франции
евреев-королей, министров, знаменитых капитанов, знатных вельмож, артистов,
ученых - и Французскую Революцию совершил не еврей. Загадки здесь нет:
вплоть до XIX века евреи, как и женщины, были лишены самостоятельности, и
участвовать в политической и общественной жизни и они, и женщины начали
недавно. О том, что евреи могли принести в мир, если бы были эмансипированы
раньше, достаточно говорят имена Эйнштейна, Чарли Чаплина, Бергсона, Шагала,
Кафки. Но нужды нет, дело обстоит именно так: такого рода французам история
Франции не принадлежит. Их коллективная память сохранила им лишь черные
воспоминания о погромах, гетто, изгнаниях; двадцать веков повторяющихся
горчайших и однообразных мучений заменили собой эволюцию. Евреи все еще
внеисторичны. и в то же время это самый - или почти самый древний народ;
именно этим объясняется их неизменно старообразный и вечно новый облик: им
дана мудрость и не дано истории. Все это не важно, скажут мне, нужно просто
принять их без всяких ограничений, и наша история будет принадлежать и им,