"Жан-Поль Сартр. Размышления о еврейском вопросе" - читать интересную книгу автора

ни негра, ни рабочего, ни капиталиста - но лишь человек, в любое время и в
любом месте равный самому себе. Все соединения он расщепляет на отдельные
элементы. Биологический организм для него - сумма молекул, социальный
организм - сумма индивидуумов. А индивидуум, в его понимании, это уникальное
воплощение универсальных черт, составляющих человеческую природу. Таким
образом, антисемит и демократ неутомимо ведут свой диалог, не сознавая и
даже не замечая, что они говорят о разных вещах. Допустим, антисемит
упрекает евреев в скупости. Демократ отвечает, что он знает скупых христиан
и не скупых евреев. Но антисемита это не убеждает, ведь он хотел сказать,
что существует особая (еврейская) скупость, то есть такая, на которую
повлияла эта синтетическая тотальность: личность еврея. И он с легкостью
соглашается, что какие-то христиане могут быть скупыми, потому что для него
христианская скупость и "еврейская" скупость - не одной природы. Для
демократа же, напротив, природа скупости универсальна и инвариантна:
скупость может присоединяться к комплексу черт, образующему характер
индивидуума, сохраняя свою идентичность при всех обстоятельствах; не
существует двух способов быть скупым: или ты скряга, или нет. Тем самым
демократ, как и ученый, упускает единичное: индивидуум для него - лишь сумма
универсальных черт. Отсюда следует, что его защита спасает еврея как
человека, уничтожая его как еврея. В отличие от антисемита, демократ не
боится самого себя, - опасение ему внушают как раз крупные коллективные
образования, в которых он рискует раствориться. И его выбор аналитического
метода объясняется тем, что аналитический метод просто не замечает всех этих
синтетических реальностей. В связи с этим он боится, как бы у евреев не
проснулось "еврейское самосознание", то есть самосознание еврейского
сообщества, - точно так же, как он опасается пробуждения у рабочих
"классового самосознания". Его защита - это попытка убедить индивидуумов в
том, что они существуют изолированно. Евреев нет, говорит он, следовательно,
еврейского вопроса не существует. Это значит, что демократ хочет отделить
еврея от его религии, от его семьи, от его этнического сообщества и
поместить его в демократическую реторту, откуда он выйдет обновленным,
одиноким и голым - ни с чем не связанным отдельным зернышком, неотличимым от
всех прочих зернышек. Это то, что в Соединенных Штатах называли политикой
ассимиляции. Иммиграционное законодательство запротоколировало провал этой
политики и, в целом, "ассимиляционной идеи" демократов. Да и как могло быть
иначе? - для еврея, который осознает свою этническую принадлежность, не
стесняется ее и готов ее отстаивать - не забывая при этом о том, что его
связывает с народом страны, где он живет - нет такой уж большой разницы
между антисемитом и демократом. Один хочет уничтожить его как человека,
чтобы остался только еврей, пария, неприкасаемый, а другой хочет уничтожить
его как еврея, сохранив только человека в качестве абстрактного и
универсального субъекта прав человека и гражданина. И даже в самом
либеральном демократе обнаруживаются антисемитские черточки: он становится
враждебен еврею в той мере, в какой еврею вздумается ощутить себя евреем.
Эта враждебность выражается в своеобразной снисходительно подтрунивающей
иронии, когда, например, о друге-еврее, наделенном характерной, типической
внешностью, говорят "он все-таки слишком еврей", или когда заявляют
"единственный недостаток, который я нахожу у евреев, это их стадный
инстинкт: когда берешь в дело одного, он приводит с собой десять других". Во
время оккупации демократ был всерьез и глубоко оскорблен преследованием