"Сергей Венедиктович Сартаков. Свинцовый монумент" - читать интересную книгу автора

есть и болота. А вообще красота неописуемая. Не понимаю, почему папа эту
тайгу невзлюбил, лучше ее, по-моему, на земле места нету. Одно жаль, скоро
мне отсюда придется выезжать на призывной пункт. Начальник наш договорился с
кем полагается, что призовут меня здесь, в Ерманчете, в свой город
возвращаться не надо. Значит, пока не увидимся. А работа мне очень нравится.
Нас четыре плотника, строим из круглых бревен вышки метров по пятьдесят пять
высотой. Взберешься на вышку, вся тайга, море зеленое, лежит у тебя под
ногами. Птицей свободной полететь чад ней хочется.
Деньги, что здесь я заработал, все переведу, как приеду в Ерманчет, мне
они совсем не нужны.
Андрей, передай привет прорабу Федору Ильичу и еще не забудь - большое
от меня спасибо. Ну и всем из нашей бригады тоже привет. Всех родных
обнимаю. Мирон".
С этим письмом в конверте лежало другое.
"Глубокоуважаемые Арсентий Данилович и Евдокия Антоновна, с глубоким
прискорбием сообщаю вам, что ваш сын Мирон Арсентьевич 24 сентября этого
года трагически погиб, выполняя с другими плотниками порученную ему работу
по сооружению триангуляционного знака. Он сорвался с высоты 47 метров и
разбился насмерть. Неожиданный ураганный ветер с дождем и снегом захватил
его на наклонно стоящем бревне, которое он не успел закрепить и затем
спуститься на промежуточную площадку. Мирон Арсентьевич был душевно
открытым, заботливым товарищем и отличным мастером своего дела.
Намерение вывезти его тело в Ерманчет и там похоронить, к горечи нашей,
не удалось осуществить из-за глубоких снежных завалов, надолго отрезавших
все пути сообщения. С должными почестями мы погребли Мирона Арсентьевича
близ знака, места его гибели, это примерно в двухстах семидесяти километрах
к северу от Ерманчета.
Вместе с вами печально склоняем головы. Мужайтесь.
Начальник топографической съемочной партии И.Вахромеев.
Заработанные Мироном Арсентьевичем деньги высылаю отдельно почтовым
переводом".


Эти письма, вернувшись поздним вечером с работы, Андрей нашел на
кухонном столе, рядом с зажженной керосиновой лампой. Он сразу узнал почерк
брата, схватил его письмо, отбросив другое, чужое, и радостно крикнул в
дверь, ведущую в комнату отца с матерью и отделенную от кухни только
ситцевой занавеской:
- Вот это здорово! Мама! Папа! Ну, чего тут пишет Мирон? Давайте вместе
почитаем.
В ответ Андрей услышал глухие рыдания матери. Он откинул занавеску.
Мать стояла на коленях у кровати, на которой, вытянувшись и странно
запрокинув голову, лежал отец. Хриплое дыхание редко и неровно вырывалось из
его груди. А на табуретке, придвинутой к изголовью, набросаны были мокрые
полотенца, комки ваты, скрутившаяся в трубку клеенка. Душный запах горчицы
смешивался с каким-то еще более острым аптечным запахом. На полу блестели
осколки от разбитой склянки с лекарством.
Да что же это такое? Письмо от Мирона, которое так долго ждали. Сейчас
всем бы сесть к столу, веселиться, читать и перечитывать заветный листок, а
сердце отца сдавила тяжкая боль так не вовремя!