"Сергей Венедиктович Сартаков. Свинцовый монумент" - читать интересную книгу автора

цветах. И в ней. Напротив дом двухэтажный с балконом, на втором этаже музыка
веселая. Патефон. На балкон дверь распахнута. Тюлевые занавесочки. И смех
беспрестанный. Праздничный день! А у меня внутри все дрожит, не меньше часа
стою да взад-вперед прохаживаюсь. Ведь точные минуты даже были назначены! -
с тоской вырвалось у него. - Кувшинки от горячих рук никнуть начинают уже...
И тут подходит ко мне девчонка, нарядная, завитая, зубки скалит, потрогала
цветы: "Молодой человек, подарите". Не жалко. Но ведь для чего же я за ними
ходил, для чего здесь стою? Понимаешь, символ эти цветы. Не могу я кому
попало раздаривать. А она как цыганка пристала, клянчит и клянчит,
понимаешь, в знакомые набивается. Не дал я.
Только она отошла, с другой стороны подходит вторая. Тоже нарядная, с
такой же самой улыбочкой: "Молодой человек, подарите цветочек". Сговорились?
И от этой отделаться никак не могу, за мной следом ходит. Думаю, а если
сейчас Ольга появится? Как все это поймет? Комедия какая-то. Противно! Ушла
и эта девчонка все-таки. Третья! И с тем же вопросом. Смешно ведь, Андрей?
Ух, как смешно, если со стороны посмотреть! Сам бы я тоже, наверно,
задохнулся от смеха. А когда я со светлым чувством пришел, стою, ожидаю...
ну судьбу я свою ожидаю!.. Какой же мне смех?
Он застало отмахнул волосы со лба. Сцепил пальцы так, что они
хрустнули. Андрей боялся его перебить. Мирону тяжело, в своем рассказе он
приближается к чему-то очень серьезному.
- А за третьей четвертая. Пятая... И тут уже твердо понял я:
разыгрывают. Пятой подошла как раз та самая, что подходила первой. А я,
наверно, часа два в душевной муке терзаюсь, Ольги все нет и нет. И хотя
дразнят меня эти девчонки, как мне уйти? Разве я знаю, почему она
задержалась? Мысли на расстоянии. Мерещится мне, что Ольга из дому почему-то
не может вырваться и так же, как я, страдает... - Мирон перевел дыхание,
трудно сглотнул слюну. - Нагрубил я со зла этой, пятой. А она словно бы и
обрадовалась, веселится, хотя вокруг нас люди уже собрались, кто просто
посмеивается, кто и еще керосинчику в огонь подливает. Андрей, слезы
брызнули у меня, такое позорище. - Он долго не мог выговорить ни слова.
Пересилил себя: - Понимаю, нужно уходить мне, быстрей уходить, потому что
иначе вовсе сорвусь... А музыка в доме напротив играет, играет, и хохот там
еще сильней. - Он опять остановился: - Поднял я глаза. Занавеска на балконе
ветром откинута, а за ней, в глубине, вижу, стоят все эти девчата, что
приходили ко мне...
- Так надо бы их... - начал Андрей.
- Постой... И вместе с ними Ольга. Отпрыгнула в сторону, да все равно
на виду. Там тесно, спрятаться некуда. Давно мне казалось, что слышится ее
смех, но я казнил себя за это. А тут... Они своей компанией веселились, под
музыку танцевали и сколько, не знаю, времени надо мной потешались. Андрей,
ну зачем же такое? Лучше бы она в первый день, когда мы с ней в сад пошли и
мне ее руку никак отпускать не хотелось, лучше бы тогда она по лицу меня
ударила и на этом все кончилось! Она же видела, понимала, что я без нее уже
совсем не могу. И вот... Зачем, ну зачем так жестоко? С таким
издевательством?
На ветку ближней к ним березки опустилась комочком вертлявая желтая
птичка. Быстро схватила какую-то живность, жука или гусеницу, и, трепеща
короткими крылышками, пробилась сквозь густую листву к свободному вылету.
Андрей сидел в растерянности. Что он понимает в жизни? Что посоветовать он