"Уильям Сароян. Студент-богослов" - читать интересную книгу автора

Все, кто были в доме, ринулись, сломя голову, наружу, а увидев меня,
бросились обратно, накрывать на стол.
После того, как я съел все, что мог вместить мой желудок, мама спросила
меня ласковым голоском:
- Почему они приехали на карете "скорой помощи" и сказали нам, что ты
умер?
- Если б я знал, что они собираются приехать на машине, - возмутился
я, - то поехал бы с ними, вместо того чтобы плестись пешком три мили в
десятом часу ночи. Они не сказали мне, что собираются приезжать на "скорой".
- Мы страшно волновались за тебя, - сказал мой дядя Зораб.
Это было больше, чем мог вынести дядя Хосров.
- Мы страшно волновались за тебя! - передразнил он. - Когда человек из
больницы объявил нам, что ты умер, мы ужасно переживали, что ты не
выздоровеешь. - Он повернулся к дяде Зорабу. - Ну что за чушь ты несешь! Как
можно волноваться за того, кто уже умер?
Дядя Зораб нервно откашлялся и вымолвил:
- Я могу только сказать, что мы волновались. А теперь вот он, живой!
- Послушай, - вскричал дядя Хосров, - неужели ты так и не поймешь самую
элементарную вещь? Не умирал он. И не собирался. Произошло недоразумение,
как я и говорил. Ваши переживания не воскресили его из мертвых. Просто
мальчик влип в типичную американскую историю. Если ты не уяснишь этого
сейчас, Бог знает, с какими жуткими искажениями наш род будет передавать
этот случай из уст в уста в будущем. Мальчик поужинал, теперь пусть сам все
расскажет, а потом мы разойдемся по домам. Кто бы ни был покойный, все мы в
недалеком будущем составим ему компанию, и ничего в этом страшного нет.
Он повернулся ко мне.
- А теперь поведай нам, как получилось, что люди из больницы сообщили
нам о твоей смерти в возрасте двадцати семи лет. Я пытался втолковать им,
что это не ты, поскольку тебе нет двадцати семи, но они сказали, что ты,
наверное, прибавил себе годов, чтобы произвести впечатление напоследок.
Сколько тебе лет? Выкладывай.
- Четырнадцать, - признался я.
А затем рассказал им все по порядку, в мельчайших подробностях.
Моя тетушка Хатун принялась тихо оплакивать умершего молодого человека,
уверяя всех, что он умер за меня, чтобы я продолжал жить. Эта теория
разозлила маму, а мой дед покрутил усы и спросил:
- Все это очень хорошо, но кто же, черт возьми, этот Кьеркегор, что
из-за него поднялся такой безбожный шум в нашем позабытом Богом селении,
которое пытается сойти за город?
- Он автор одной из трех книг, взятых мною сегодня в публичке, - сказал
я. - Это все, что я о нем знаю.
- Так-так, - сказал дед. - Хорошо. А теперь чешите-дуйте по домам. Если
вы плакали по нем, так вот он, стоит ковыряет в зубах. Домой, все домой!
Все принялись обниматься, как бы в честь моего воскрешения. Раздавался
теплый шепот женщин. В гостиной мальчишки затеяли борьбу. И так
продолжалось, пока все не разошлись. Остались только Старик и дядя Хосров.
Они обменялись укоризненными взглядами, и дядя Хосров сказал:
- Я знаю, что ты хочешь у него спросить. Чтобы избавить его от лишних
хлопот, я отвечу за него. Ты собираешься спросить у него, какого черта он
каждую пятницу впутывается во всякие истории? И я отвечу за него, что он тут