"Бенедикт Сарнов. Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев " - читать интересную книгу автора

ей
восемьдесят семь лет; она может умереть через неделю... Нет!
расчет,
умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит
мой капитал..."
Пытливо взглянув на Уотсона, Холмс сказал:
- Ну как, дружище? Улавливаете?.. Надеюсь, вы заметили, что мысль
Германна все время вертится вокруг трех магических цифр. Сперва преобладает
идея тройки, связанная с мыслью о трех картах. Затем присоединяется семерка:
восемьдесят семь, неделя (то есть семь дней). И наконец,
оба числа
смыкаются: "утроит, усемерит..." Ну, а что касается туза...
- Тут действительно уже нет никаких загадок, - обрадованный собственной
догадливостью подхватил Уотсон. - Германн мечтает сам стать тузом, то есть
богатым, влиятельным человеком.
- Вот именно. А теперь припомните-ка, что сказала графиня Германну,
когда она явилась к нему якобы с того света.
- Она выполнила его просьбу: назвала ему три карты, которые должны
выиграть.
- Ну да, - кивнул Холмс. - Это самое главное. То, что волновало
Германна превыше всего. Но кроме этого она сказала, что прощает Германну
свою смерть при условии, что он женится на Лизавете Ивановне. Таким образом,
тут сплелось в единый клубок все, что мучило Германна: его вина перед
покойной старухой, его вина перед Лизаветой Ивановной, которую он обманул.
Ну, и наконец, самое главное: его маниакальное стремление разбогатеть,
сорвать крупный выигрыш.
- Я вижу, Холмс, - подвел итог Уотсон, - вы окончательно пришли к
выводу, что графиня вовсе не являлась к Германну, что все это ему просто
померещилось. И что в "Пиковой даме", таким образом, нет ни грана
фантастики.
- Ну нет! - возразил Холмс. - В такой категорической форме я бы этого
утверждать не стал. Я думаю, что истина где-то посередине. Мне кажется,
Пушкин нарочно построил свое произведение как бы на грани фантастики
и
реальности. Можно сказать, что он нарочно придал вполне реальному
происшествию фантастический колорит. А можно высказать и противоположную
мысль: сугубо фантастическую историю Пушкин рассказал так, что все
загадочное, все таинственное в ней может быть объяснено вполне реальными
обстоятельствами.
- А зачем он так сделал? - удивился Уотсон. - Разве не проще было бы
написать откровенно фантастическую повесть, наподобие той же "Шагреневой
кожи" Бальзака?
- Я думаю, мой милый Уотсон, - усмехнулся Холмс, - вы не зря вот уже
второй раз вспоминаете про "Шагреневую кожу". Невольно возникшее
сопоставление "Пиковой дамы" с этой повестью Бальзака лишь подчеркивает
верность исходной моей посылки. Круг замкнулся. Мы с вами опять вернулись к
тому, с чего начали. Реализм "Пиковой дамы" не вызывает сомнений, потому что
все в ней упирается в одну точку: Германна мучает совесть. Умершая графиня
все время стоит перед его глазами. Оттого-то и померещилось ему ее сходство
с пиковой дамой. Оттого-то он и поставил все свои деньги именно на эту самую