"Бенедикт Сарнов. Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев " - читать интересную книгу автора

- В девять часов утра я отправился в монастырь, где должны были
отпевать тело усопшей.
- Что побудило вас принять участие в церемонии? Раскаяние?
Германн задумчиво покачал головой:
- Нет, раскаяния я не чувствовал. Однако я не мог совершенно заглушить
голос совести, твердивший мне: ты убийца старухи!
- Ах, сударь! Сколько бы вы ни старались притворяться равнодушным, я
вижу: вас мучила и продолжает мучить совесть! - воскликнул Уотсон.
- Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной
природе, - возразил Германн. - Точно так же, как два тела не могут в
физическом мире занимать одно место.
- Что вы этим хотите сказать? - не понял Уотсон.
- Тройка, семерка и туз полностью заслонили в моем воображении образ
мертвой старухи, - пояснил свою мысль Германн.
Уставившись на Холмса и Уотсона невидящим взглядом, он заговорил со
страстью, неожиданной для человека, который только что казался погруженным в
глубокую апатию.
- Тройка, семерка и туз не выходят из моего воображения. Названия сии
шевелятся у меня на губах. Увидев молодую девушку, я восклицаю: "Как она
стройна! Настоящая тройка червонная!" У меня спрашивают: который час? Я
отвечаю: без пяти минут семерка. Всякий пузатый мужчина напоминает мне туза.
Тройка, семерка, туз преследуют меня но сне, принимая всевозможные виды.
Тройка цветет предо мною в образе пышного грандифлора, семерка
представляется готическими воротами, туз огромным пауком.
- Все это происходит с вами сейчас, - холодно прервал эти излияния
Германна Холмс. - А мы интересуемся тем, что было тогда, до того,
как
старуха явилась к вам с того света и открыла тайну трех карт. Если я вас
правильно понял, тогда совесть вас все-таки мучила? Вы не станете этого
отрицать?
Видя замешательство Германна, Уотсон решил ему помочь.
- Простите за нескромный вопрос, - сказал он. - Вы человек религиозный?
- По правде говоря, в душе моей мало истинной веры, - признался
Германн. - Но я человек суеверный. У меня множество предрассудков... Как ни
стыдно мне в этом сознаться, я верил, что мертвая графиня могла иметь
вредное влияние на мою жизнь. Вот я и решился явиться на ее похороны, чтобы
испросить у нее прощения.
- Прошу вас, расскажите подробно обо всем, что с вами случилось в тот
день, - сказал Холмс.
- Церковь была полна, - начал Германн. - Я насилу мог пробраться сквозь
толщу народа. Гроб стоял на богатом катафалке под бархатным балдахином.
Усопшая лежала в нем с руками, сложенными на груди, в кружевном чепце и
белом атласном платье. Кругом в глубоком трауре стояли родственники: дети,
внуки, правнуки.
- Тяжкое зрелище, - вздохнул Уотсон. - Не знаю, как вы, а я так
совершенно не выношу слез, в особенности женских.
- Нет, - возразил Германн. - слез не было. Графиня была так стара, что
смерть ее никого не могла бы поразить. Тем неожиданнее для всех явилось то,
что случилось со мною.
- А что с вами случилось? - быстро спросил Холмс.