"Бенедикт Сарнов. Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев " - читать интересную книгу автора

- А к какому выводу, по-вашему, я пришел?
- Вы размышляли о том, могут ли два разных писателя, отталкиваясь от
одного и того же прототипа, создать отличающиеся друг от друга и даже не
слишком схожие характеры. Разумеется, если речь идет о простых смертных, а
не о каких-либо известных политических или государственных деятелях. И, если
я правильно вас понял, пришли к выводу, что этого быть не может. Так вот,
поверьте мне, друг мой: этот ваш вывод неверен.
- Я, видно, так увлекся своими мыслями, что, сам того не замечая,
размышлял вслух, - предположил Уотсон.
- Нет, друг мой, размышляли вы молча.
- Каким же образом тогда вам стали известны мои мысли? Уж не телепат ли
вы?
- Нет, друг мой, телепатия тут ни при чем. Я просто внимательно
наблюдал за вами. Сперва вы довольно долго, наморщив лоб, сидели над томом
"Войны и мира". По том ваш взгляд упал на бюст Наполеона, стоящий у нас на
камине. Вы кинули взгляд на этот бюст, потом на книгу Толстого и недовольно
поморщились. Из этого я заключил, что вы не разделяете скептического
отношения Толстого к французскому императору. Затем...
- Можете не продолжать, Холмс! - прервал этот монолог Уотсон. - Я
просто забыл, с кем имею дело. Да, не стану спорить: вы, как всегда,
угадали. Я действительно подумал, что если прототипом для двух разных
писателей оказался самый обыкновенный человек, а не какой-нибудь великий
исторический деятель... Скажем, Ивана Грозного, или Петра Великого, или того
же Наполеона да же ученые-историки оценивают по-разному. Так что уж тут
говорить о писателях. А вот когда описывается самый что ни на есть
обыкновенный, простой человек, такого, по-моему, и в самом деле быть не
может. Ну сами подумайте! Если человек был хороший, разве может писатель
изобразить его плохим? И наоборот: если он - негодяй, разве сможет писатель,
будь он хоть трижды гений, сделать из него ангела?
- Звучит убедительно, - согласился Холмс. - И все же...
- Вы считаете, что я не прав?
- Я ведь уже сказал вам...
- И беретесь это доказать?
- Во всяком случае, попробую. Дайте-ка мне том "Войны и мира", который
лежит у вас на коленях... Хотя... Чем долго и нудно вчитываться в текст,
отправимся-ка туда сами.
- Куда? - не понял Уотсон.
- На торжественный обед к графам Ростовым. Это, если память мне не
изменяет, глава восемнадцатая.
- Помилуйте, Холмс! - изумился Уотсон. - Каким образом мы с вами можем
оказаться на этом обеде? Ведь то, что там, у Толстого, описывается в этой
главе... Ведь все это, некоторым образом, художественный вымысел...
- Так ведь и мы с вами, мой дорогой Уотсон, тоже, некоторым образом,
художественный вымысел.
- Положим. Но ведь это званый обед. А мы с вами, насколько я знаю, не
числимся в списке приглашенных...
- Пустяки, Уотсон! Там будет такая пропасть народу, что нашего
присутствия никто не заметит. Вы только помалкивайте. Все, что услышите и
увидите, как говорится, мотайте себе на ус. А обсудим наши впечатления мы
позже.