"Жозе Сарамаго. Поднявшийся с земли " - читать интересную книгу автора

смертных людей, то наверняка послышались бы "осанна" и звуки труб, а какая
луна была в ту ночь - в июньские ночи луна очень красивая.
Вот и опять наступило утро. За день работы платят теперь на восемь
эскудо больше, а если посчитать, сколько получается за час, то прибавка
составит меньше десяти тостанов, а за минуту - и вовсе ничего, такую
малость, что даже и монеты-то такой нет, а сколько выходит за каждый взмах
серпа, когда левая рука сжимает колосья, а правая резко срезает их лезвием
серпа почти у самого основания? Только высшая математика способна
подсчитать, сколько стоит это движение, сколько нолей придется написать
справа после запятой, в каких тысячных долях измерить цену пролитого пота,
надорванного сухожилия, цену ломоты в пояснице, помутившегося взгляда,
солнечного ожога. Столько мук и за такую ничтожную плату. И все же в
деревнях царило веселье - очень недолго, правда, потому что вскоре пришло
известие: позавчера в Монтеморе стража арестовала очень много крестьян, их
загнали, как скот, на арену для боя быков и держат там. Те, у кого была
хорошая память, вспомнили о бойне в Бадахосе *, которая произошла тоже на
арене для боя быков: расстреляли их всех из пулемета, - в нашей стране
такого быть не может, мы не так жестоки, как испанцы. Но недоброе
предчувствие опускается на поле, и шеренга жнецов движется вперед вяло, ритм
работы сломан, и десятники - они в своем праве - кричат, словно это они нам
платят: Жалованья вам прибавили, а работать все равно ленитесь, - и
пристыженные крестьяне, не желая, чтобы хозяева упрекнули их в
неблагодарности, ускоряют ход, но потом они снова начинают представлять себе
цирк в Монтеморе, сплошь заполненный крестьянами, согнанными со всех концов
латифундии, и от страха у жнецов пересыхает в горле, и они криком подзывают
водоноса с кувшином. Кто знает, что с нами будет? Стража знает, стража, что
идет к нам по полю, попирая эту землю; с обеих сторон подходят к нам
стражники - ружья наперевес, пальцы на затворе. Если кто побежит, первый
выстрел в воздух, второй - по ногам, ну а третьим выстрелом бейте так, чтобы
патронов больше не тратить. Жнецы выпрямляются и слушают, как выкликают
имена: Кустодио Калсао, Сижизмундо Канастро, Мануэл Эспада, Дамиан Канелас,
Жоан Мау-Темпо. Это они заводили смуту в нашей деревне, а других
подстрекателей сейчас арестуют или уже арестовали - думали, ничего не будет
за неповиновение? - как бы не так, забыли, видно, где живете... Те, что
остались, понурили головы, опустили руки, согнули спины, и серпы снова
врезались в гущу пшеницы, срезая - что срезая? Сухие колосья, разумеется,
что же еще? А десятник рычал как волк, стоя над жнецами: Спасибо скажите,
что вас всех не забрали, всех бы вас посадить, уж я бы вас выучил -
запомнили бы накрепко.
______________
* В 1956 г. франкисты, взяв Бадахос, расстреляли на арене для боя
быков около тысячи человек.

И пятеро мятежников идут, а вокруг них стражники: Это вам не забастовки
устраивать, теперь сполна за все ответите. Ни один из пятерых не отвечает,
они идут, высоко подняв головы, хотя под ложечкой сосет - и не от голода -
от страха, и ноги заплетаются, и тревога овладевает нами - что ж тут
поделаешь, - но это пройдет, человек - это все-таки человек. Жоан Мау-Темпо
хотел перемолвиться словом с Сижизмундо Канастро, но не успел потому что
стражники как по команде хором закричали: Кто там рот разевает, сейчас как