"Жозе Сарамаго. Поднявшийся с земли " - читать интересную книгу автора

сказала Нативидаде - так уж ее звали: Стыда у тебя нет, Фаустина, ни лаской,
ни таской тебя не вразумишь, что за упрямство такое, подумай, что с тобою
станется. Говорила она и дальше, но Фаустина не отошла от Жоана. Тогда
Нативидаде стала у них на дороге, загородила им путь, загородила бы и
дальнейшую их жизнь, если б смогла, но тут Жоан Мау-Темпо, так сказать, взял
дело в свои руки и ощутил всю его тяжесть: отныне жизнь его соединится с
другой жизнью, будет у него жена, дети, дом. Он положил руку на плечо
Фаустины - вот это и есть теперь его мир - и, дрожа оттого, что решился,
сказал: Так больше жить нельзя, или давай покончим с нашей любовью, чтобы не
страдать, или пойдем со мной в дом моей матери, покуда у меня нет своего, а
я отныне и впредь буду делать для тебя все, что смогу. Небо, как уже было
сказано, закрывали тяжелые сплошные тучи, висели они над головой и теперь,
словно показывая, что там, в небесах, и знать не хотят о нас, а если бы
знали, то, конечно, небо нимбом вспыхнуло бы над их головами. А Фаустина,
храбрая и доверчивая девушка, о которой мы пока еще не сказали даже, какого
цвета у нее глаза и какое выражение лица, твердым и громким голосом
произнесла: Жоан, куда ты, туда и я, если пообещаешь любить меня и быть со
мною всегда. И сказала Нативидаде: Ах, проклятая девчонка, и стрелой
понеслась домой с вестью об ужасном происшествии. Влюбленные остались
вдвоем, уже вечерело, кое-кто из их группы был поблизости, и Жоан Мау-Темпо
свел два конца в один узел: Пока мы живы, все сделаю для тебя, больной или
здоровый, а сейчас расстанемся, разойдемся в разные стороны, а когда придем
в деревню, встретимся и условимся о часе побега.
Вместе с Жоаном на Пендан-дас-Мульерес работали брат его Анселмо и
сестра Мария да Консейсан, они были поблизости и слышали и видели все
происходящее. Жоан твердо сказал им: Ступайте домой, скажите матери, что
скоро приведу в дом жену, еще скажите, что рассчитываю на материнское
благословение и что потом я сам ей все объясню. И сказал Анселмо: Подумай,
что делаешь, что затеваешь... И сказала Мария да Консейсан: Мне и
подумать-то страшно, что скажут об этом мать и дядя. И сказал Жоан
Мау-Темпо: Я уже мужчина, я выбрал себе свою судьбу, и если рано или поздно
жизнь моя изменится, то пусть лучше изменится она рано, а не поздно. И
сказал Анселмо: Если дяде Жоакину Карранке что-нибудь взбредет в голову, он
от нас уйдет, на него положиться нельзя, и тебя тоже не будет с нами. И
сказала Мария да Консейсан: Подумай, не ошибаешься ли ты. Но Жоан Мау-Темпо
ответил брату и сестре: Успокойтесь, в жизни всякое случается. И они пошли,
и Мария да Консейсан плакала по дороге.
Из Пендан-дас-Мульерес в Монте-де-Баррас-Портас приходилось им шагать
еженедельно, но в Монте-Лавре они обычно находили приют у тетушки Сиприаны,
той самой женщины, что плакала-рыдала на берегу ручья, когда со дна
вытаскивали тело ее мужа, об этом уже было рассказано. Она носит траур и
будет носить его еще много лет, до самой смерти, и больше нам не встретится.
Узнав о намерении племянника, она решила выступить в роли свахи - не сводни,
а честной свахи, и защитила гонимую любовь, и не раскаивалась в этом
никогда, и от всеобщего осуждения не страдала. Но это уже другая история. А
Жоан, придя к ней, сказал так: Тетушка, нельзя ли Фаустине побыть у вас,
покуда мы не пойдем в Монте-де-Баррас-Портас, в дом моей матери? А Сиприана
отвечала: Подумай хорошенько, Жоан, я не хочу за вас отвечать и не хочу,
чтобы пятналось доброе имя твоего покойного дяди. А Жоан возразил на это: Не
беспокойтесь, мы побудем у вас только до темноты.