"Жозе Сарамаго. Еванглие от Иисуса " - читать интересную книгу автора

престолонаследники, да и все мы, кем бы ни были, где бы ни были, заняты в
жизни одним лишь - ищем то место, откуда уж не сдвинемся. Но не всегда же
так, бьется в мозгу Иосифа, и столь велика его скорбь, что не остается места
даже смиренномудрию, а ведь оно одно, когда ни на что более рассчитывать не
приходится, способно утишить муку, утешить в горе, не всегда же так,
повторяет он, многие всю жизнь проводят там, где родились, и за ними
приходит туда смерть, и это доказывает, что судьба - это единственное
твердое, верное и обеспеченное, Боже ты мой, как просто - достаточно
дождаться, когда сбудется все, что предопределено нам в жизни, и можно будет
сказать: Судьба такая, царю Ироду судьбою предопределено было скончаться в
Иерихоне и на погребальных дрогах отправиться в свой дворец-крепость Иродию,
а младенцев вифлеемских смерть избавила от любых путешествий. А что до
судьбы самого Иосифа, то она поначалу, если заново взглянуть на цепь
разворачивавшихся событий, казалось, должна была стать частью высшего
замысла, призванного спасти жизнь невинных созданий, на самом же деле
обернулась чем-то совсем иным, ибо плотник, услыхав о смертельной угрозе,
никому ничего не сказал и кинулся спасать собственного сына, бросив
остальных на произвол судьбы - в самом буквальном и самом точном значении
слова. Вот почему он потерял сон, а если ему удается заснуть, то вскоре
пробуждается в тоске и скорби, возвращаясь к яви, которая тоже не дает ему
позабыть тот сон, и можно, пожалуй, сказать, что когда он не спит, то
мечтает о том, чтобы уснуть, когда же ему удается забыться сном, он каждый
раз безуспешно пытается проснуться и убежать от того, что ему видится, зная
при этом, что неизбежно туда вернется, чтобы вновь и вновь переживать это
наваждение, постоянно караулящее его у самой границы сна и яви, так что
всякий раз, пересекая этот рубеж, будет Иосиф обречен на эту нестерпимую
пытку. Ясно как день, что весь этот спутанный клубок терзаний именуется
просто - угрызения совести, хотя накопленный веками опыт общения непреложно
свидетельствует: точность определений - не более чем иллюзия, ибо неуклюж и
беден язык человеческий, и слава Богу, что это так, и не в том дело, что
нет, мол, слов выразить, к примеру, любовь, а в том, что слов в избытке, а
любви нет.
Мария ждет второго ребенка. Но на этот раз никакой ангел в нищенских
отрепьях не постучался к ней с этой благой вестью, и нежданный ветер не
взвихривал пыль на улицах Назарета и в небе над ним, и вторую чашку со
светящейся землей не пришлось закапывать рядом с первой, ничего этого не
было, и сообщила она мужу о том, что снова беременна, этими самыми словами:
Я беременна, а не сказала, к примеру, так: Погляди мне в глаза, и в блеске
их увидишь наше второе дитя, на что Иосиф должен был бы ответить: Думаешь, я
не заметил - заметил, но ждал, пока ты сама об этом мне скажешь. Ничего
подобного не было и в помине: Иосиф выслушал и промолчал, не считать же
речами его "а-а", и продолжал ширкать рубанком по доске, работая сноровисто
и споро, но бездумно, а где были в эту минуту думы его, мы с вами знаем.
Знает и Мария, знает с той самой ночи, когда выдал ей муж свою столь ревниво
оберегаемую тайну, а она даже не слишком и удивилась - нечто подобное было
совершенно неизбежно, вспомним, что сказал ей ангел в пещере: Раньше того
дня услышишь ты рядом с собой тысячекратно усиленный крик. И хорошая жена
сказала бы мужу: Брось, не думай об этом, сделанного не воротишь,
несделанного - тем паче, и, в конце концов, первым долгом надо было
действительно спасать родного сына, а перед чужими сыновьями обязательств у