"Жозе Сарамаго. Еванглие от Иисуса " - читать интересную книгу автора

показалась ему самой уместной и своевременной: Слава Тебе, Господи Боже наш
и отцов наших, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, слава Тебе, Боже
сильный. Боже крепкий. Он вошел в пещеру и еще прежде, чем обрадовать Марию
известием о том, что нашел себе работу, направился к яслям взглянуть на
сына, сын же спал. Иосиф сказал себе: Он умрет, он должен умереть, и сердце
у него защемило, но потом подумал, что по естественному порядку вещей первым
должен будет умереть он сам и что смерть, изъяв его из числа живущих на
свете, заменив присутствие его в этом мире отсутствием, даст ему - как бы
выразиться поточнее? - нечто вроде - уж простите за такую несообразность -
ограниченного во времени бессмертия, и длится оно до тех пор, пока людей,
которых уж нет с нами, помнят и любят.
Иосиф не предупредил десятника плотницкой артели, которому отдан был
под начало, что работать будет лишь несколько недель - никак не более пяти,
после чего настанет время нести ребенка в Храм, свершать над матерью обряд
очищения да и собираться потихоньку домой, в Назарет. А промолчал он оттого,
что боялся - не возьмут, и эта подробность показывает: плотник наш был,
можно сказать, белой вороной, сам себе и хозяин и работник, и потому слабо
разбирался в том, что представляли собой тогдашние трудящиеся, мир которых
состоял почти исключительно из наемных рабочих, подряжавшихся на тот или
иной срок. И внимательно отсчитывал Иосиф, сколько дней ему еще осталось -
двадцать четыре, двадцать три, двадцать два, а чтобы не сбиться, на стене
пещеры изобразил нечто вроде календаря и каждый вечер поперечной черточкой -
девятнадцать - зачеркивал минувший день - шестнадцать, - к вящему изумлению
Марии - четырнадцать, тринадцать, - не устававшей возносить хвалу Господу
Богу - девять, восемь, семь, шесть - за то, что дал ей мужа, наделенного
столь разносторонними дарованиями. Говорил ей Иосиф: Вот сходим в Храм и
сразу же тронемся в путь, заждались меня в Назарете мои заказчики, Мария же
со всей осторожностью, чтобы не прозвучали слова ее так, будто она учит
мужа, мягко отвечала: Только непременно надо будет поблагодарить хозяйку
этой пещеры и невольницу, которая принимала у меня роды, они ведь обе чуть
ли не каждый день приходят справиться, как наш мальчик. Промолчал Иосиф, ибо
не хотел сознаться, что просто позабыл про самую обычную учтивость, - на
самом же деле он намеревался навьючить на осла все их пожитки, поручить его
чьим-нибудь заботам, покуда будут продолжаться обряды, а когда окончатся
они - двигаться прямиком в родные края, не теряя времени на благодарности и
прощания. Но жена верно говорит - нехорошо было бы уйти вот так, не сказавши
ни слова, и, правду надо сказать, воспитанием он не блещет. Целый час из-за
своего промаха злился Иосиф на жену, и это чувство, по обыкновению, помогло
ему заглушить досаду на самого себя. Что ж делать, останутся еще дня на два,
на три, распрощаются со всеми как подобает и приличествует, отвесят
положенное число поклонов, чтобы отрадные, а не отравные воспоминания
остались у жителей Вифлеема о набожном, вежливом, сознающем долг свой перед
Богом и людьми семействе, о котором даже не скажешь, что оно из Галилеи, -
будем иметь в виду, что жители Иерусалима и окрестных селений были весьма
невысокого мнения о земляках Иосифа и Марии.
И настал наконец тот знаменательный день, когда на руках у матери -
верхом на терпеливом ослике, неизменном спутнике, незаменимом помощнике с
самого начала их странствий, ехала она - отправился во Храм младенец Иисус.
Иосиф вел осла под уздцы и понукал его, ибо торопился, не желая терять целый
рабочий день, хоть и пришелся он уже на самый канун отъезда. По этой же