"Жозе Сарамаго. Еванглие от Иисуса " - читать интересную книгу автора

противоположного склона, почти незаметная среди камней, так и лезших из
земли, будто неупокоенные кости, стояла деревня Симеона. Больше Иосиф о нем
не слышал ничего, кроме того, что старик умер еще до переписи - но и эта
весть дошла до него гораздо позже.
После двух ночей, когда приходилось небом укрываться и светом звезд
согреваться, ибо, опасаясь внезапного нападения, они даже костров не
разводили, хорошо было назаретянам снова оказаться в уюте и тепле постоялого
двора. Женщины помогли Марии слезть с осла и, жалеючи ее, приговаривали: Да
тебе вот-вот рожать, и бедная Мария в ответ шептала, что да, мол, наверно,
скоро, словно вдруг начавший быстро расти живот - в самом ли деле еще вырос
он, или так ей казалось? - служил неопровержимым признаком надвигающихся
родов. Женщины устроили ее как могли лучше, в укромном уголке, и занялись
ужином, и так уж запоздавшим. Поесть собрались все, но на сей раз вокруг
костра разговоров не вели, преданий не вспоминали, историй из жизни не
рассказывали, - нет, близость Иерусалима словно обязывала к молчанию, каждый
заглядывал внутрь себя и себя спрашивал: Кто ты, столь на меня похожий, но
мне неведомый, но не думайте, что все это произносилось вслух, люди сами с
собой не разговаривают вот так, безо всякой на то причины, да и не думалось
осознанно, но одно несомненно: захоти кто-нибудь облечь в слова такое вот
молчаливое созерцание языков пламени, слова раздались бы именно эти и
никакие другие и все было бы сказано ими. С того места, где сидел он, видел
Иосиф лицо жены своей, повернутое к нему в профиль, озаренное красноватыми
бликами костра, мягкой светотенью обрисовывавшего его, и подумал вдруг, сам
удивившись внезапной мысли своей, что Мария - красивая женщина: женщина,
хоть и оставалось лицо ее полудетским, красивая, хоть тело ее и потеряло
былую стать, но он же помнит, как изящна и стройна была она, и, конечно,
когда родит, вновь станет прежней.
Иосиф подумал об этом, и тотчас дали себя знать месяцы, протекшие в
вынужденном воздержании: пошло гулять по крови, волна за волной посылая ее
по всему телу, желание столь безотлагательное, что мутилось в голове, а
потом, еще усиленное и подкрепленное воображением, сделавшись из смутного и
зыбкого непреложно вещественным, вернулось туда, где родилось. Тут он
услышал, как Мария коротко простонала, но не подошел к ней. Ему
вспомнилось - и воспоминание это, будто ледяной водой окатив, вмиг уняло
любострастный жар, объявший его, - вспомнилось, как два дня назад мелькнул
подле Марии тот самый нищий, что преследовал их с того дня, когда известно
сделалось о ее беременности, да, преследовал, ибо Иосиф, хоть с того самого
дня и до дня позавчерашнего не видел его, не сомневался, однако, что все эти
девять месяцев неотступно присутствовал таинственный попрошайка в помыслах
жены его. Он не решился спросить ее, что за человек был рядом с нею, куда
девался он потом, будто в воздухе растаял, - и не решился потому, что не
хотел услышать ответ, которого ждал и боялся, боялся, что прозвучат
недоуменные слова: Мужчина? Какой еще мужчина? - а вздумай он упорствовать и
настаивать, жена, скорей всего, призвала бы в свидетельницы женщин, с
которыми шла, пусть, мол, скажут, был с нами мужчина, шел ли средь нас
мужчина? - и те в один голос заявили бы, что не было, и головами бы замотали
возмущенно, и самая из них языкатая сказала бы, наверно, что у мужчин,
сколько ни есть их на свете, одно на уме и, пока не засвербит известно где,
они к нашей сестре близко не подойдут. Об одном лишь не догадывался Иосиф -
жена его Мария удивилась бы непритворно, ибо и в самом деле не видела