"Анджей Сапковский. Maladie" - читать интересную книгу автора

рассмеялся и окрестил ярла викингов такими словами, что тот битых три
молитвы не мог хайла закрыть от изумления.
- Умирать, сын мой, должно с именем Господним на устах. Кроме того,
погибать в бою легче, отмечу, нежели догорать в ложе, терзаемым la
maladie(4). Борьба с la maladie - это борьба в одиночестве. Тяжко в
одиночку бороться, еще тяжелее умирать в одиночестве.
- La maladie? Плетешь, поп. Он отделался бы от этой раны так же
напеваючи, как от той, которая... Но тогда, в Ирландии, он был полон
жизни, надежды, а сейчас надежда вытекла из него вместе с больной,
зловонной кровью. Пропади ОНА пропадом! Если б он мог перестать о НЕЙ
думать, если б забыл об этой треклятой любви...
- Любовь, сын мой, тоже от Бога.
- Как же! Все только и болтают о любви и дивятся, откуда такая
берется. Тристан и Изольда... Сказать тебе, поп, откуда взялась их любовь,
или как там это называется? Сказать тебе, что их соединило? Это был я,
Моргольт. Прежде чем Тристан раздолбал мне черепушку, я саданул его в
бедро и на несколько недель приковал к ложу. А он, едва очухался, затащил
в то ложе Златокудрую. Любой здоровый мужик поступил бы так же, случись
ему оказия и время. А потом менестрели распевали о "Лесе Моруа" и
обнаруженном меж ними обнаженном мече. Ерунда все это. Не верю. Сам
видишь, поп, откуда взялась их любовь: не от Бога, а от Моргольта. И
потому столько она и стоит, любовь-то. Эта твоя la maladie.
- Кощунствуешь. Говоришь о вещах, коих не понимаешь. Лучше б замолк.
Я не хватанул его меж глаз оловянным кубком, который пытался смять в
кулаке. Удивляетесь почему? Так я вам скажу - потому что он был прав. Я
действительно не понимал.
Как я мог понимать? Я не был зачат в несчастье, рожденный в трагедии.
Фланн и моя мать зачали меня на сене и наверняка получили от этого уйму
простой, здоровой радости. Нарекая меня, они не вкладывали в мое имя
никакого скрытого значения. Назвали меня так, чтобы было легко кликнуть:
"Моргольт, ужинать!", "Моргольт, где ты, сучье семя!", "Принеси воды,
Моргольт!" La tristesse? Хрен, а не la tristesse.
Разве при таком имени можно мечтать? Играть на арфе? Посвящать
возлюбленной все мысли, все дневные дела, а по ночам бродить по комнате,
не в силах уснуть? Ерунда. При таком имени можно хлестать пиво и вино, а
потом блевать под стол. Разбивать носы кулаком. Разваливать головы мечом
или топором иль самому получать по кумполу. Любовь? Такие, которых зовут
Моргольтами, запросто задирают бабе юбку и оттрахивают за милую душу, а
потом засыпают или, ежели в них ни с того ни с сего что-то взыграет,
говорят: "Фу! Ну, ты девка хоть куда, Мэри О'Коннел, так и сожрал бы всю
тебя с превеликим удовольствием, в особливости твои сиськи". Ищите хоть
три дня и три ночи, а не отыщете в этом и следа 1а tristesse. Даже следа.
Ну и что с того, что я люблю пялиться на Бранвен? Мало ли на что я люблю
пялиться?
- Пей, поп. И наливай, не теряй времени зазря, чего ты там бурчишь?
- Все в руце Божией, sicut in coelo et in terris, amen(5).
- Может, все и in coelo, да наверняка не все in terris.
- Кощунствуешь, сын мой. Cave(6)!
- Чем пугаешь-то? Громом с ясного неба?
- Я тебя не пугаю. Я боюсь за тебя. Отвергая Бога, ты отвергаешь